Сам Макарий так толком ничего не объяснил по этому поводу. Старец же Варсонофий, не делая из этого тайны, охотно поведал отцу Авве, что малец еще в юности от такого сходства сошел с ума, решив, что он и есть подлинный государь, хотя во всех остальных своих рассуждениях зело разумен. Содержится же здесь лишь из-за христианнейшего человеколюбия Иоанна, повелевшего не токмо не убивати своего двойника, но и всячески оберегати, дабы с ним ничего не стряслось.
За всю прошлую жизнь Гришке ни разу не доводилось столь много и напряженно размышлять — как тут половчее поступить. От тяжких дум у него впервые в жизни даже разболелась голова, в которой временами что-то начинало то ли потрескивать, то ли простреливать.
Проще всего было бы уйти обратно в Москву и доложить об увиденном митрополиту. Дескать, человек сей найден, а не привел я его по такой-то при чине. Правда, было боязно, что митрополит в этом случае не даст ему отпущения грехов, ведь урок вы полнен лишь наполовину, но тут уж как получится. К тому же тут как раз можно было поторговаться. Мол, коль не отпустят ему грехи, так и он не укажет места, где держат Иоанна второго, как он про себя называл узника. Словом, желательно уходить и чем раньше, тем лучше, ибо не сегодня-завтра должна была нагрянуть осенняя распутица, но сдерживало одно обстоятельство.
Старец Варсонофий недомогал уже давно. Держало его лишь то, что замены ему государь так все и не присылал, и ответственность за узника помогала перемочь болезнь. С появлением в избушке отца Аввы он, невольно расслабившись, вовсе расклеился. Теперь оставлять двойника царя на попечении не дужного представлялось опасным. Помри в одночасье Варсонофий — не миновать голодной смерти и узнику. Как быть? Сидеть с ним сиднем невесть сколько времени? Деятельному энергичному Малюте такое тоже казалось неприемлемым.
Меж тем в один из сумрачных осенних вечеров старец и впрямь отдал богу душу. Отец Авва остался один на один с двойником. Делать нечего, пришлось принять на себя обязанности сторожа. К тому же, умирая, отец Варсонофий взял с Малюты строгое слово неотлучно быть близ узника и содержать его со всяческим бережением.
А меж тем и сам Иоанн второй, словно чуя слабину и смятение в душе Скуратова, каждодневно добавлял в нее все новые и новые сомнения, убеждая пришлого монаха в том, что именно он и есть истинный царь, которого самым подлым образом заманили в это место. То он рассказывал о порядках, которые были приняты в палатах, то о своем венчании на царство, то о женитьбе. Рассказывал, не скупясь на подробности, засыпая Малюту именами бояр, по путно давая им краткие, но язвительные характеристики. И все это выходило у него живо, красочно, а оттого и убедительно.
