Все стихи | страница 42



И пристани новой не верь,
          если станет прилипчивой.
Призванье твое —
          беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись,
          если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль
          и плыви по другую печаль.
Пускай говорят:
          «Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся —
          всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон:
          «Все уляжется, все образуется…»
Когда образуется все —
          то и незачем жить.
И необъяснимое —
          это совсем не бессмыслица.
Все переоценки
          нимало смущать не должны,—
ведь жизни цена
          не понизится
                    и не повысится —
она неизменна тому,
          чему нету цены.
С чего это я?
          Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка
          мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я?
          Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и,
          словно живая,
                    дрожит…

1975

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Памяти Есенина

Поэты русские,
          друг друга мы браним —
Парнас российский дрязгами засеян.
но все мы чем-то связаны одним:
любой из нас хоть чуточку Есенин.
И я — Есенин,
          но совсем иной.
В колхозе от рожденья конь мой розовый.
Я, как Россия, более суров,
и, как Россия, менее березовый.
Есенин, милый,
          изменилась Русь!
но сетовать, по-моему, напрасно,
и говорить, что к лучшему,—
                          боюсь,
ну а сказать, что к худшему,—
                        опасно…
Какие стройки,
          спутники в стране!
Но потеряли мы
            в пути неровном
и двадцать миллионов на войне,
и миллионы —
           на войне с народом.
Забыть об этом,
           память отрубив?
Но где топор, что память враз отрубит?
Никто, как русскиe,
              так не спасал других,
никто, как русскиe,
              так сам себя не губит.
Но наш корабль плывет.
               Когда мелка вода,
мы посуху вперед Россию тащим.
Что сволочей хватает,
                   не беда.
Нет гениев —
            вот это очень тяжко.
И жалко то, что нет еще тебя
И твоего соперника — горлана.
Я вам двоим, конечно, не судья,
но все-таки ушли вы слишком рано.
Когда румяный комсомольский вождь
На нас,
     поэтов,
         кулаком грохочет
и хочет наши души мять, как воск,
и вылепить свое подобье хочет,
его слова, Есенин, не страшны,
но тяжко быть от этого веселым,
и мне не хочется,
               поверь,
                  задрав штаны,
бежать вослед за этим комсомолом.