Все стихи | страница 21



              но над могилой грозно
гарпун в траве торчит,
                   проросший ввысь из гроба.
И, скрытый за толпой,
                 кровавым занят делом
даласский китобой
              с оптическим прицелом.
…Идет большой загон,
                   а после смерти — ласка.
Честнее твой закон,
                 жестокая Аляска.
На кладбище китов
               у ледяных торосов
нет ханжеских цветов —
                  есть такт у эскимосов.
Эх, эскимос-горбун,—
                 у белых свой обычай:
сперва всадив гарпун,
                 поплакать над добычей.
Скорбят смиренней дев,
               сосут в слезах пилюли
убийцы, креп надев,
               в почетном карауле.
И промысловики,
            которым здесь не место,
несут китам венки
              от Главгарпунотреста.
Но скручены цветы
               стальным гарпунным тросом
Довольно доброты!
               Пустите к эскимосам!

1967

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Когда взошло твое лицо…

Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.
Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.
Я помню — этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.
Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти — знаю — кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо…

1960

Строфы века. Антология русской поэзии.

Сост. Е.Евтушенко.

Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Когда мужики ряболицые…

Когда мужики ряболицые,
папахи и бескозырки,
шли за тебя,
         революция,
то шли они бескорыстно.
Иные к тебе привязывались
преданно,
       честно,
            выстраданно.
Другие к тебе примазывались —
им это было выгодно.
Они,
   изгибаясь,
          прислуживали,
они,
  извиваясь,
         льстили
и предавали при случае —
это вполне в их стиле.
Гладеньки,
       бархатисты,
плохого не порицали,
а после —
       шли в бургомистры,
а после —
       шли в полицаи.
Я знаю эту породу.
Я сыт этим знаньем по горло.
Они
  в любую погоду —
такие,
    как эта погода.
Им,
 кто юлит, усердствуя,
и врет на собраньях всласть,
не важно,
      что власть Советская,
а важно им то,
      что власть.
А мне
    это очень важно
и потому тревожно.
За это я умер бы
             дважды
и трижды —
      если бы можно!
Пусть у столов они вьются,
стараются —
         кто ловчее.
Нужны тебе,
      революция,