В этой стае насчитывается около тридцати экземпляров. Во времена Торо лысухи образовывали единую гигантскую стаю на всем протяжении отмели Кейп-Кода. Сейчас подобные сборища складываются только эпизодически.
Я наблюдаю с порога, как эти зимовщики пролетают мимо и, удалившись на значительные расстояния от берега, возвращаются снова. Вот проносится стая в сотню или более морских уток, за ними следует клан из многочисленного племени турпанов, а вот парочка гаг, присевшая отдохнуть на волнах против «Полубака».
Зимой эти птицы почти не выходят на берег. Они кормятся, спят, живут, общаются друг с другом только на воде. Если вы увидите морскую утку на берегу, можете быть уверенным, что с ней приключилась беда, по крайней мере так говорят на Кейп-Коде, в частности капитан Никкерсон. Единственным средством наблюдения за этими зимовщиками остается хороший бинокль; иногда удается поймать одну из птиц, если ей случится оказаться на берегу по какой-нибудь надобности. Выбравшись на песок, эти создания оказываются в невыгодном положении, потому что испытывают значительные трудности при попытках взлететь. Многие, чтобы подняться в воздух, вынуждены совершать несколько прыжков, а гагарки вообще не способны подняться на крыло с берега. Во время прогулок по пляжу я всегда испытывал тревогу, когда видел птицу, одиноко сидящую на берегу.
Что бы это могло означать? Что привело ее на песок? Может быть, стоит отловить неудачницу и тщательно осмотреть? В таком случае основа моей стратегии состояла в том, чтобы отсечь птиц от воды; я бросался со всех ног между прибоем и птицами — пернатые начинали движение к воде в тот самый момент, когда замечали или чувствовали мое появление; я вскоре узнал, что стремительная атака оказывалась более действенным средством, чем всяческие хитрости или осторожное подкрадывание. Затем начиналась отчаянная игра в пятнашки. Испуганные птицы рассыпались по пляжу, а я постепенно теснил их к склону дюны, пока не загонял в какой-нибудь угол в песчаной стене.
Моими первыми пленниками оказались три несчастные гагарки Alle alle, нечаянно окунувшиеся в нефть на пути из Арктики. То были не совсем обычные птицы: черно-коричневые с белым, величиной с голубя. При моем появлении они остались стоять на своих странных гагаричьих ножках, отчаянно взмахивая крылышками, согнутыми по-пингвиньи. Они действительно очень напоминают пингвинов Адели.
На Кейп-Коде эти гагарки известны под прозвищем «сосновые узелки» (говорят, это сравнение возникло благодаря плотно сбитому тельцу птицы) или «голубчики». Для меня же они всегда остаются гагарками. Я предоставил в их распоряжение внушительный угол «Полубака», устланный газетами и отгороженный стулом и досками. Я попытался, как мог, очистить их оперение от нефти, подкармливал всевозможным морским продовольствием, найденным на берегу. Все было напрасно: они ничего не ели. Когда понял, что не могу больше ничем помочь, я отпустил их, предоставив природе разрешить проблему по-своему.
