Любое простое объяснение событий в истории не выдерживает детального анализа. Жизнь обществ держится такой многомерной паутиной условий и условностей, что распутать ее, чтобы отчетливо увидеть все взаимосвязи, почти немыслимо. Зато насильственно разорвать ее и обеспечить простоту выбора может простое механическое воздействие, вроде взорвавшейся бомбы, иностранного вторжения, голода или эпидемии.
Конец холодной войны вызвал прилив оптимизма по обе стороны "железного занавеса". На короткий исторический миг показалось, что пацифизм торжествует, и европейцу не придется больше бояться атомной бомбы... А чего еще он мог бы бояться? В самом деле, до 11 сентября 2001г. террор не казался серьезной угрозой ни Европе, ни Америке. Израильтяне для всего Западного мира выглядели чересчур чувствительными.
Что, собственно, произошло 11 сентября, что изменило течение жизни? Чем эта отчаянная атака на "американский империализм" отличалась от бесчисленных предшествующих подвигов террористов всех национальностей?
Невиданный масштаб преступления? - Но взрывы в Оклахоме, в Найроби и в Буэнос-Айресе, унесшие жизни сотен людей враз, не намного отстали по количеству жертв от Нью-Йорка.
Решимость террористов-смертников? - Но мусульманский мир веками практиковал использование смертников. (Термин "асассин"- убийца-смертник - возник еще у крестоносцев на Ближнем Востоке от слова "гашашин" - накурившийся гашиша.)
Дерзость замысла? - Но и это уже было - на несколько лет раньше те же небоскребы-близнецы в сердце Нью-Йорка уже подвергались нападению исламских фанатиков.
Может быть, блестящая согласованность и размах сложной, технически продуманной операции, спланированной на годы вперед - стратегический талант Бен Ладена? - Да, конечно.
И его выдающиеся качества вождя...
Но, может быть, еще важнее поразительное, чистосердечное единодушие мусульманского населения планеты, радостно одобрившее подвиг современного образованного герострата. В турецких овощных лавках Германии, в трущобах Газы и в джунглях Филиппин, всюду 11 сентября простые мусульмане, не отягощенные ограничивающими обязательствами политической корректности, искренне и откровенно праздновали победу.
Чью победу? Почему они посчитали ее своей? Откуда берется это единство в политически и религиозно многообразно расколотом мире Ислама?
Мы не найдем ответа на этот вопрос в книгах мудрецов. Потому что мудрецы полагают свою мудрость, по большей части, в исследовании добродетели. Для понимания полноты жизни нельзя, по-видимому, пренебречь и опытом злодеяний. Гуманистическая традиция игнорирует громадный опыт такого рода, накопленный человечеством.
