Вывеска была черной с желтыми буквами. Художественное исполнение принадлежало М.Р. Маллоу, убежденному, что черный изображает ночную дорогу, а желтый — свет фар. Механик возненавидел вывеску всеми фибрами души. Он добавил еще один пункт в свой революционный план: повсеместная отмена рекламы в любом виде.
Кроме того, имелся такой же дорожный указатель. Несчастный указатель частенько приходилось искать сначала в снегу, потом в грязи, затем в траве, и водворять на место. Но ловить местных мальчишек, чтобы надрать им уши было решительно некогда. Это обстоятельство приводило двоих джентльменов в ярость до тех пор, пока в диверсии не был уличен младший внук владельца закусочной, десятилетний Мики Фрейшнер. Мальчишка был пойман буквально за руку, и немедленно заголосил, призывая на помощь деда. Переговоры заняли у двоих джентльменов десять минут. На следующей неделе горожане обнаружили еще кое-какие нововведения.
«К автомобильному сервису», — гласила стрелка возле дверей закусочной Фрейшнера.
«К закусочной», — сообщала такая же на стене автомобильного сервиса.
«К автомобильному сервису», — информировали перекрестки.
Деньги Форда кончились. Дела у двоих джентльменов не то, чтобы совсем не шли, и Д.Э. Саммерс не раз говорил, что количество машин, останавливающихся у “Автомобильного сервиса” увеличивается с каждым днем, но, черт возьми, они могли идти побыстрее. Однажды, в один из особенно слякотных мартовских дней, когда вы, обманувшись выглянувшим солнышком, по глупости надеваете под автомобильное пальто только костюм, а на ноги — свои лучшие туфли, вместо высоких ботинок, к “Сервису” подошел молодой человек, из местных, и сделал заказ.
— Отлично! — сказал Д.Э. Саммерс, когда заказчик ушел. — Подумай, какая идея: авто напрокат! Этот…
— Ну да, — сказал М.Р. Маллоу.
— Этот станет первой ласточкой, — решительно сказал Джейк, не слушая компаньона. — Этого следовало ждать. Сэр, я не понимаю, чего вдруг мы впали в панику!
— Кто это впал в панику?
— Вот я и говорю, никакой паники! Короче говоря, то, что он сказал — наша золотая жила. М.Р. Маллоу усмехнулся.
— Поэзия, говоришь? — сказал он, хотя никто не говорил о поэзии. — Ты говоришь, поэзия? Вот, сэр, поэзия: “У меня туговато с деньгами, так что вы постарайтесь, чтобы выглядело, как следует!” Тут тебе и драма, и комедия — р-реализм, леди и джентльмены! Вот это я понимаю, это настоящая жизнь.
Он полюбовался пишущей машинкой, сиявшей в солнечном свете.
