— Как ты себя чувствуешь? Можешь ли отвечать на вопросы?
Я сказал, что охотно отвечу на любые вопросы, так как чувствую себя лучше. Он вышел и скоро вернулся с теми двумя эквигомами, которые присутствовали при перевязке и на молитве. Один из них задавал вопросы, а второй записывал. Мой сосед был переводчиком.
— Как твое имя? — перевел он первый вопрос.
Я ответил, что на родине меня звали Лемюэл Гулливер, а в Пекуньярии мне дали имя Нэмис, что значит Морской Человек.
— С какой целью пытался ты проникнуть в Эквигомию?
Я коротко рассказал свою историю и сказал, что не имел ни малейшего злого умысла, высаживаясь в их стране. Эквигомы внимательно выслушали, и переводчик снова спросил:
— С какой целью ты действительно пытался проникнуть в Эквигомию?
Я повторил то же самое с некоторыми дополнениями и подробностями, но услышал опять:
— Скажи прямо, с какой целью ты пытался проникнуть в Эквигомию?
Эта странная игра возобновлялась много раз, так что я сильно устал. Эквигомы посовещались и ушли, оставив со мной переводчика. Впрочем, он был, видимо, также сторожем, санитаром и слугой. Я решил, что настало время мне задать несколько вопросов, и спросил для начала, где я нахожусь. Оказалось, что в военном госпитале, куда меня доставили солдаты, один из которых стрелял в меня.
— Почему он стрелял? Ведь он видел, что я безоружен.
— Он будет наказан.
— Кто те люди, что задавали мне вопросы?
— Один из них — сверхравный. Все эквигомы равны, но некоторые, особо заслуженные, равны более других. Мы называем их сверхравными.
— Но почему сверхравный не верит тому, что я говорю? Ведь это чистая правда.
Переводчик смотрел на меня так, как будто я ничего не сказал или он ничего не слышал. Я решил зайти совсем с другой стороны и спросил, почему он так хорошо знает пекуньярский язык, но опять не получил никакого ответа. Очевидно, такова была манера эквигомов реагировать на неуместные вопросы. Мы помолчали, а я тем временем еще раз оглядел комнату и увидел то, что раньше не замечал: большой портрет над моей головой. На нем был изображен широколицый человек средних лет.
— Чей это портрет? — спросил я эквигома.
Он посмотрел на меня с изумлением и ответил: — Императора Оана.
— Разве Эквигомия — империя?
— Нет, Эквигомия — страна равных.
— Но зачем вам тогда император?
Ответа не последовало. Тогда я осторожно спросил, жив ли император Оан.
— Разумеется.
— Сколько ему лет?
— Девяносто.
Я сказал, что на вид ему не дашь столько, а затем спросил, есть ли у него дети. Переводчик сказал, что все зквигомы Дети Оана.
