В этом треске, грохоте и многолюдье было довольно трудно вести диалог с толпой даже средствами пантомимы, но Елизавета сумела сделать так, что каждый ее жест, выверенный и обдуманный, каждая ее фраза были замечены, услышаны и навсегда отпечатались в памяти восхищенных зрителей, став частью легенды о ней. На морозе, среди легких снежинок, ее обычно бледное лицо раскраснелось; она была оживленной, а совсем не царственно-неприступной на своем троне и весьма непосредственно реагировала на крики толпы и пожелания счастливого правления. «Ее милость поднимала руки и приветствовала тех, кто стоял далеко, и в самой мягкой и деликатной манере обратилась к тем, кто был поблизости от нее, заявив, что она принимает добрые пожелания от ее народа с благодарностью не меньшей, чем та любовь, с которой они ей этого желают».
Около одной из церквей от имени всего Сити ее приветствовало дитя, обратившееся к ней со стихами, написанными ткачом, столяром и мастером по кузнечным мехам. Стихи изобиловали рассуждениями о том, что «настал триумф преданных», «неправда изгнана», а «верные сердца наполняются радостью, когда слышат ее счастливое имя». В Сити не скрывали протестантских симпатий и надежд на скорое восстановление реформированной религии. Королева выслушала вирши подчеркнуто внимательно, шикнула на тех, кто мешал ей своим шумом, и, как отметил один из зрителей, «пока ребенок говорил, было замечено… что выражение ее лица чудесно менялось, когда слова касались ее самой или чувств в сердцах людей».
В другом месте ее встречали огромной конструкцией — чем-то вроде башни с воротами в три этажа; все это аллегорическое сооружение называлось «Объединение домов Ланкастеров и Йорков»[6]. В нижнем ярусе располагались фигуры Генриха VII и Елизаветы Йоркской, в среднем — Генриха VIII и Анны Болейн (она все-таки стала свидетельницей триумфа дочери и была отомщена). Венчала пирамиду сама Елизавета — до поры до времени в одиночестве. На площади у Корнхилл, где обычно располагался зерновой рынок, королеву ожидало еще одно зрелище: четыре фигуры, олицетворявшие добродетели истинного правителя — Религия, Любовь к подданным, Мудрость и Справедливость, — попирали свои противоположности. И снова протестанты давали понять молодой королеве, что они ждут от нее восстановления англиканской церкви: «Когда истинная религия изгонит Невежество / И своей тяжелой стопой раздавит голову Суеверию».
На пути к Чипсайду, самому сердцу Сити, Елизавету встречали старшины привилегированных цехов в ливреях и дорогих мехах. Вдоль улиц были устроены деревянные перила, увешанные коврами, гобеленами, вышивками и шелками. Здесь королеве вручили символический подарок Сити — красный кошель с тысячью золотых марок. Принимая его от лорд-мэра, она произнесла одну из наиболее запомнившихся своих речей. «Я благодарю Вас, милорд мэр, Ваших собратьев и всех вас. И поскольку вы просите, чтобы я оставалась вашей госпожой и королевой, будьте уверены, что я останусь к вам так же добра, как всегда была добра к моему народу. Для этого у меня не будет недостатка желания, и я верю, не будет и недостатка власти. И не сомневайтесь, что ради вашей безопасности и покоя я не замедлю, если потребуется, пролить свою кровь. Господь да отблагодарит вас всех».
