– Ну, давай шахнем.
Он отпивает первый и передает колбу мне. Я заглатываю – чуть не прет назад, термоядерное. Из глаз льются слезы. Я кривлю морду, хватаю кусок хлеба, зажевываю.
– Хули ты хочешь, бля? Чистый спирт – это тебе не хуй собачий. Зато щас ебнет по мозгам.
Мне уже ебнуло. В животе стало тепло, и рана почти не болит.
– Сколько ты уже в спецухе?
– В этой – три месяца, до этого три месяца в другой, а всего, бля, год дали.
– Раньше не выпустят?
– Хуй там.
– Что, кого-то доебал?
– Ну вроде того. Не так, как основные, само собой. У нас все пацаны – босяки, середняки и основные. Босяку нельзя ебнуть середняка или основного, только отмахиваться можно. А середняк основного ебнуть не может. Я, бля, покуда середняк. Ну, что, еще ебанем?
– Давай.
Он выпивает половину остатка, ломает хлеб пополам, нюхает свой кусок, жует. Я беру колбу, допиваю. Сейчас идет мягче.
– Еще, бля, пару дней, шов немного подживет – и надо поебать кого-нибудь, сестричку, бля…
– За это можешь не переживать. Раз на спирт бабу раскрутил, то и на это раскрутишь.
– Не, спирт я спиздил. Она пожадилась, сука. Слушай анекдот. Спрашивают, короче, у мужика: «Что ты любишь делать само больше?» Мужик говорит: «Ебаться». – «А что еще?» – «Курить. Как залезу к бабе в пизду – одни губы торчат». – «А губы зачем?» – «Курить».
Пацан рогочет, я тоже. Он спрашивает:
– Ну что – пиздуем назад в палату?
– Ага.
Он ставит колбу на пол и жмет на кнопку лифта.
В палате мне вообще хорошо: лежу, балдею, даже подрочить хочется, стояк – первый раз за всю больницу. Только при мужиках, само собой, не буду, а в туалет переться лень.
Заходит дежурная медсестра:
– Григорович, срочно к главному.
Пацан поднимается, обувает тапки и идет к дверям – шатается.
– Это ж надо, – шипит медсестра, – Украсть спирт и так набраться.
Лучше б он спирт сразу стырил, не просил бы у сестры. Не знали б, на кого подумать. А раз просил, то на него и подумали – на кого ж еще?
Григорович приходит минут через пятнадцать.
– Все, выписывают меня на хуй. Сказали, утром позвонят, чтоб прислали, бля, конвой.
Он наклоняется к моему уху и шепчет:
– Только я ждать не буду, я утром сам уебу.
– Ты ж говорил – полгода осталось…
– Аи, ебал я в рот. В пизду эту спецуху.
– И куда ты пойдешь?
– Сначала к родичам на Шмидта – пожру, переоденусь, а там видно будет.
Ночью просыпаюсь от криков в коридоре. Володя – самый любопытный – встает, натягивает штаны и выходит из палаты.
– Вот кому надо везде свой пятак всунуть, – бурчит бородатый.
