Первая мысль, которая пришла в голову Альфарану: «Сколько надо заплатить?» И надо сказать – несмотря на то что его ограбили, 10 тенгиев и 30 тариев Альфаран на досуге вшил в подошвы сапог, так его научил Тит. Как уже говорилось, тот по молодости знатно пошлялся по миру, и не всегда его спасало воинское искусство.
Второй мыслью было: «Сколько я пролежал без сознания?»
Ну и третьей, как водится: «Пора бы уже открыть глаза… в смысле глаз».
И он открыл, после чего увидел синее-синее небо (кое-где были небольшие облачка) и угол деревянного ящика. Откуда-то сбоку звучало посапывание и причмокивание. Обернувшись, Альфаран увидел молодого парня примерно своего возраста.
– Эй ты, проснись!
Ноль внимания.
– Проснись, ты!
Ответом послужил громкий «Пук!», после которого откуда-то сбоку, из-за брезентовой занавеси, издевательски заржали.
– Твою мать, зенки открой!! – почти заорал Альфаран.
Тот открыл. И подскочил. И заорал:
– Милсдарь Фарат, простите, ей-богу, всего на пять минут заснул!!!
Черные глаза, скривленные губы и другие особенности придавали его лицу выражение щенка, которого строгий хозяин застал за отправлением в любимый сапог естественных надобностей.
Сходство с этой картиной ему придавала слегка великоватая одежда, болтавшаяся на худощавом теле – явно купил с рук. Сапоги с широкими голенищами, полотняные темно-синие штаны, рубаха-безрукавка и покачивающийся на шее амулет Мирайлы (означавший, что паренек принадлежит к стану лекарей) смотрелись на нем невнушительно. Хотя, скорее всего, ему было все равно.
Однако вернемся к этой сцене – услышав пышущую эмоциями тираду парня, Альфаран громко расхохотался. После чего юный лекарь обиженно сказал:
– Ну что… ну поспал малеха, что будить то так… я же чуть в штаны не наложил!
– Тебе бы это повредило, уж куда дальше худеть? – Альфаран перестал хохотать, однако еще не успокоился. Хотя пришлось: шрам открылся, и некромаг почувствовал текущую по щеке каплю крови.
Парень, увидев эту картину, мгновенно сунул нос в сумку, висящую на боку, после чего достал оттуда моток чистых тряпок и бутыль с чем-то прозрачным.
– Что ж ты так неаккуратно… – об обиде на насмешку уже и речи не было. – Вот, сейчас я тебе….
Чпокнула пробка, из бутылки пахнуло крепким спиртом. Парень смочил им тряпку, после чего налепил ее на шрам. Влажная ткань окрасилась красным.
Альфаран даже не поморщился от режущей боли, ему было не привыкать.
– А ты терпеливый! – уважительно цокнул языком лекарь. – Помню, я одному чирей лечил, так он мне от боли нос сломал!
