Альфарана пронзило воспоминание о разговоре с Ратмиром, вот оно – ямы! Авид тем временем продолжал:
– Это все не так опасно, как может казаться – сдохнуть не дадут, не надейтесь. Но все же. Я говорю – и говорю один раз. Для всех! Кто хочет перевода или досрочного увольнения из армии, просим к секретарю, пока есть возможность! Но я надеюсь, что среди вас таких вот людей не будет! Потому что мы сила, потому что нас, а не кого-то признали лучшими! – Теперь в глазах капитана горел огонь безумия. Огонь, с которым солдат бросается один на армию врага. Огонь, который делает любое слово достойным высечения на мраморе. Огонь, который видят лишь сильные духом. Другим просто не понять. – Так или не так, бойцы?!
Рота грянула, как удар молота:
– Так точно, господин капитан!
Это был канат. Сплетающийся из голосов, как из нитей пеньки, и точно такой же крепкий.
– Вот и отлично. Смирно! – Внезапно Авид опустил руки по швам и четким, выверенным движением поднес руку к виску.
Точно так же, в полнейшей тишине, этот жест повторили и солдаты. Молчание длилось не меньше минуты.
– Вольно. Разойдись.
Лишь дойдя до казарм, немногие обрели дар речи, и только Лий решился констатировать:
– Вот такая вот хрень получается, – бухнул он, входя в прохладное помещение. – Понимаю, что меня только что вписали в охренительные проблемы, а радуюсь. И чую, что не я один такой. – И окинул взглядом остальных.
Казалось, что все крепко задумались. Даже дуболом Трирх.
Лий тем временем продолжал:
– Да даже если бы я был и против, то отказаться бы уже не смог. Пообещал же. – Теперь бард пожал плечами. – И думаю я, что если мы не хотим повторения чушни, которая была на первом марш-броске, нам надо попросить у капитана дополнительных тренировок. Бег, в смысле. Я вас спрашиваю, люди, попросим или как?
Воцарился негромкий гомон, первым высказался Альфаран:
– Лично мне глубоко плевать. Так что считай, что я согласен.
Следом солидно пробасили из конца строя:
– Тран, Артан, Родваг… в общем, десяточка людей говорит, что она «за»!
Дальше согласия посыпались, как каленые орешки. Лишь Трирх под самый конец поежился и ответил:
– А я что, а я как все…
И Лий с полным на то правом встал на табуретку и провозгласил, вскинув руку в парадном салюте:
– Единогласно! Я к капитану! – И ринулся вон из казармы.
После чего слово взял Альфаран, фактически повторив первую речь барда:
– А вот теперь все мы только что вписали себя в охренительные проблемы! – после чего он расхохотался и сел на кровать.
