— Ральф, дорогой, — нараспев произнес он, — как давно мы не виделись! Дай мне обнять тебя!
Ральф видел фальшивый блеск водянистых голубых глаз и нерешительное движение рук, которые готовились превратиться в родственные объятия. Уклониться от ритуального лобызания было уже почти невозможно. Ему не хотелось огорчать отца, дух которого был над ними или с ними. Хотя, скорее всего, Грин-старший потешался сейчас над потугами двух взрослых мужчин сыграть в игру «дай я тебя расцелую, мой дорогой родственник». Отец умел и любил ставить других в щекотливое положение, испытывая мужчин на прочность, а женщин на нежность и доброту. Мало кто выдерживал…
— Ну, не отстраняйся, давай обнимемся, — предложил дядя, в голосе которого был скорее вопрос, чем предложение. — Такая потеря…
Ральф вдруг понял, что сейчас дядя попытается превратиться в младшего брата, которому придется вытирать слезы. Но он-то тут совершенно ни при чем. Скорее, это он, Ральф, младшенький. Хотелось бы ему позволить себе расслабиться.
* * *
Отец приучил его быть взрослым в тот самый день, когда они вдвоем стояли у постели умирающей матери. Ральфу было всего семь. Он давился слезами и захлебывался от тихих, но безудержных рыданий. Мать гладила его по руке и уговаривала не отчаиваться. А отец, долго наблюдавший эту трогательную картину, вдруг изменился в лице и поманил его пальцем, показывая головой на дверь. Ральф поплелся за ним, ожидая, что за дверями комнаты отец начнет заглядывать ему в глаза и уговаривать не плакать. Но мистер Грин поступил по-другому. Он поднял сына за шкирку и хорошенько потряс его. Слезы от такой неожиданности моментально высохли, а рыдания так и остались где-то глубоко в груди.
— Ты что себе позволяешь? — гневно спросил отец. — Ты что не понимаешь, как ей больно?
— Папочка… — попытался всхлипнуть Ральф.
— Запомни, женщина не должна видеть тебя слабым. Никогда! Ты мужчина, и у тебя есть единственное право — быть сильным.
— Я… — попытался опять пискнуть сын.
— Ты никогда не будешь ныть, если тебе больно. Женщине всегда в тысячу раз больнее. Тем более твоей матери. Она очень любит тебя, поэтому ей еще больнее. Лучше разжуй себе зубы, но никогда не показывай, как тебе плохо. Ты понял меня? — Отец заглянул ему в самые зрачки. Глаза его были ярко-черными.
Ральф испугался этого взгляда больше, чем слов, которые произносил отец. Он не слишком понимал их смысл. Только потом, лежа ночью под мягким теплым одеялом и пытаясь пожалеть себя, он вспомнил все, что говорил отец, и осознал…
