— Слишком поздно. Я не могу так просто взять и забыть, что у меня есть дочь.
Она изо всех сил пнула ногой ближайший булыжник.
— Ты такой же, как этот камень! Тебя ничем не проймешь!
К ее удивлению, он не разозлился, а засмеялся.
— Точно.
— Что точно?
— Точно, ты похожа на тигрицу, которая дерется за своего детеныша не на жизнь, а на смерть.
Долорес удивленно посмотрела на него, потом залилась смехом. Они хохотали как ненормальные и никак не могли успокоиться. А когда наконец перестали, Долорес вытерла слезы и неожиданно серьезно сказала:
— Алекс, я хочу попросить тебя об одолжении.
— Пожалуйста, я слушаю.
— Уезжай сегодня. Домой, в Штаты, или куда там тебе надо по делам. И не возвращайся десять дней, а лучше — две недели. Я хочу, чтобы ты как следует обдумал то, что узнал. И чтобы с полной серьезностью решил, действительно ли тебе нужна дочь. Потому что это — колоссальная ответственность. А ты до сих пор, извини, не проявил себя таким уж ответственным…
— Я добрался до самого верха, будучи не только безжалостным, но и ответственным, и обязательным. Более того, гибким и способным меняться. Открытым новым идеям и возможностям.
— Марибель — не предмет сделки! — взвизгнула Долорес.
— Довольно. Ты уже достаточно оскорбляла меня. Не продолжай.
Она моментально раскаялась.
— Пожалуйста, прости меня, Лехандро… Но я еще не закончила. По прошествии двух недель, когда придешь к какому-то выводу, позвони мне, но не домой, а в школу. Чтобы Марибель случайно не узнала… — Голос ее дрогнул. — Пойми, твое решение изменит три человеческие судьбы. Мы сейчас даже представить не можем, каким образом. И Марибель самая уязвимая из нас. Ей всего десять. Не сломай ее жизнь поспешным решением, принятым в гневе. Прошу тебя, Лехандро. Пожалуйста!
Алекс взглянул на нее с уважением. Он знал, насколько Долорес горда, и вот сейчас она отбросила в сторону свою гордость и умоляла ради своего ребенка. Потому что его дочь — и ее дочь тоже. К тому же она права: он сейчас в ярости и не может мыслить здраво.
— Хорошо, Лола. Хорошо. Но скажи, если по зрелом размышлении я решу, что хочу быть ей настоящим отцом, ты согласишься?
Она опустила голову, посмотрела себе под ноги, потом снова подняла и посмотрела ему в глаза.
— Да. Да, Лехандро, конечно… Но ты сделаешь, как я прошу? — почти шепотом закончила она.
Он пальцем приподнял ее подбородок, погладил гладкую кожу щеки, с трудом проглотил вставший в горле ком.
— Ты — удивительная женщина, Долорес. Я восхищаюсь тобой. Я позвоню тебе через две недели.
