— Ну, значит, ты еще более уникальна, чем кто-либо другой… — лениво протянул Алекс. — И, между прочим, что плохого в делании денег?
— О, решительно ничего. Если только в процессе случайно не продаешь душу дьяволу.
Его карие глаза зловеще сверкнули.
— Так вот в чем ты меня обвиняешь?
Ее черные глаза метнули ответные молнии. Болтовня перестала быть болтовней, превратилась в напряженную и неприятную словесную баталию.
— Да что ты обо мне знаешь, чтобы так говорить? — спросил Алекс.
— В любом случае это мое дело. — Долорес вскинула голову. — А твое — уехать отсюда, вернуться к своим обязанностям. Немедленно. И оставить меня в покое. У меня тут хорошая, налаженная жизнь. И я не желаю, чтобы ты или кто-либо еще являлся и ломал ее только потому, что временами мне становится непросто справляться со своими гормонами.
— Значат ли твои слова, что ты не спишь с мужчинами? — напрямую спросил Алекс и замер в ожидании ответа. Потому что неожиданно понял, что для него он имеет колоссальное значение.
— Это тебя не касается, Алекс Парагон. И вообще, все мужики — настоящие болваны.
— Ты не можешь серьезно так считать, — ответил он. — Иначе тебе не удалось бы воспитать Сантоса приличным человеком.
― Сантос является тем исключением, которое только подтверждает правило. — Долорес внезапно успокоилась и посмотрела на него умоляющим взглядом. — Пожалуйста, Лехандро, не смейся надо мной. Ты никогда не был жестоким. Так не начинай же… не начинай сейчас… со мной…
Алекс опустил глаза. Да, она, безусловно, права, упрекая его в жестокости. Он ведь и понятия не имел, как Долорес прожила эти одиннадцать лет, какие тяготы выпали на ее долю. Он оставил ее, поддавшись чувству острой обиды за то, что она отвергла его домогательства, и ни разу, как заметил Сантос, даже не оглянулся. Как же мог рассчитывать, что она бросит все и приедет к нему, получив посланные им доллары? Нет, он свой выбор сделал. И обязан теперь принять его последствия.
Но, глядя на эту красивую черноволосую женщину, залитую лучами утреннего солнца, Алекс Парагон понимал, что заплатил слишком большую цену за свое благополучие. Что без нее в его душе образовалась невосполнимая пустота…
Тем временем Долорес подняла платье, достала из кармана часы, взглянула на них и спокойно заметила:
— Мне пора. Занятия вот-вот начнутся. Береги себя, Лехандро… И ты правильно сделал, что уехал. Здесь у тебя не было будущего.
Она повернулась и побежала по тропе вверх, а он остался стоять словно громом пораженный. Не было сил ни двигаться, ни думать, ни чувствовать. На сердце лежал тяжелый камень.
