«Наверное, мы здесь должны были что-то понять, — сказал себе Илья. — Но у меня не выходит. Или уже не вышло. Мое место среди тех, кто стреляет, — но вернуться уже невозможно. Мое сердце с теми, кто сложил оружие, — но их уже не догнать».
Когда мир раскалывается напополам, кто-то неизбежно оказывается на пути разлома.
Ему показалось, что горит он сам, что это его костяк висит между небом и землей, одетый в лохмотья пламени. Живым факелом освещая темноту, за которой скрываются все ответы.
Он закрыл глаза и наконец-то увидел. Зеленые луга; полноводные реки; небо, высокое и чистое, как безупречнейшее сопрано: безгранично, безоглядно высоко, ad excelsis — то ли утраченное прошлое, то ли обетованное будущее; преображенная Земля, терпеливо ожидающая замыкания круга.
Евгений Зубарев
ПОБЕДИТЕЛЬ
От реки здорово несло болотной жижей, но потом к привычному запаху вдруг примешалась дурная, резкая вонь какой-то протухшей кислятины, и я сразу понял, кого принесло на опушку.
— Эй, Стрелок! Иван-Стрелок! Да сюда смотри, дурень, вот же я!
Дед Афон показался в зарослях крыжовника точно напротив солнца, и мне нелегко было разглядеть его низкую щуплую фигурку, от шеи до ног замотанную в козлиные шкуры. Мерз дед даже летом, а вонял своими погаными шкурами круглый год. На охоту с ним ходить было сущим наказанием — даже полевые мыши покидали поляны, где залегал на ночевку дед Афон, а уж крупная дичь тем более рядом не задерживалась.
Я помахал деду винтовкой и едва не навернулся с дерева — эта лежка еще не была оборудована сетками, как полагается, я ее облюбовал совсем недавно, сразу после Великой Битвы у Холма.
Приобняв шершавый теплый ствол и вернув себе равновесие, я отозвался:
— Здорово, дед, чего приперся? Мне до смены еще два часа куковать.
Дед прошел ближе, бликуя лысиной прямо по моим натруженным глазам:
— Случилось, — понизив голос, сообщил он и подошел под самое дерево.
Я послушно свесился с ветки, прислушиваясь.
— Патриарх всея Руси созывает Великий Собор. Староста три дня и три ночи думал, а сегодня утром решил. Тебя делегатом назначил. Нашу Деревню будешь представлять, да еще все хутора до самой Лах-ты, — едва шептал мне дед, встав на цыпочки и нервно зыркая черными глазками по сторонам. Дескать, шпионы Конфедерации не дремлют.
Я снова едва не потерял равновесие, на этот раз — от удивительной вести. В делегаты вообще-то прочили Андрюху Медведя, высокого крепкого мужика с правого берега Черной речки. Мы с ним даже в поединке сходились, как бы случайно, но все знали, зачем. Победителя в тот раз народ не назвал, хотя, конечно, бока мне тогда Медведь пообломал здорово — уж очень он здоровый мужик, чистый кабан. Я его вдвое тоньше, но чуть пожилистей буду. Ну и позлее, конечно, — он-то тюфяк беспородный, сам не знает, зачем живет и чего хочет.
