— Кто позвонил? — опешил я.
— Кто надо. Дознаватель из РУВД. А то ты не знаешь, ты ведь сам дал мой телефон в прокуратуре! Нашел кого впутать в свои грязные делишки. Ну, ты и скотина! После всего, что я тебе отдала, чем жертвовала, чем поступилась, наконец… Я, конечно, и раньше понимала, что ты на национальной теме шизанутый, но не думала, что до такой степени. Патриот, мля. Дебил ты конченый, я тебя знать не хочу после этого…
— Ален, я не понимаю, о чем ты, — заскулил я, но она отключилась, а индикация скайпа показала, что Алена вообще вышла из программы или даже из Сети.
Я снял наушники и невидящими глазами посмотрел на экран. Впрочем, неожиданно увидев свое имя, я вчитался в новость из топа неведомого информационного агентства:
«Иван Зарубин, ксенофобствующий маньяк из Новых Черемушек, нашел себе очередную жертву. После жестокого убийства трех таджикских гастарбайтеров, совершенного вчера, обезумевший студент Бауманского университета напал на двадцатилетнего визажиста Юлиана Семенова, хорошо известного в столице и даже за пределами МКАД. Маньяк проломил несчастному юноше голову металлическим прутом и выбросил с балкона свой квартиры, расположенной на 37 этаже…»
Мельком я отметил, что журналисты, как всегда, врать горазды — нет же у меня в квартире балкона и не было никогда. И этаж, само собой, на одиннадцать номеров меньше. Впрочем, какая разница — о чем я, в самом деле, думаю?
Цыганский барон втихаря цапнул со стола мой прут и с неподдельным интересом принялся его разглядывать. Особенно любопытным показался барону окровавленный конец арматурины — его барон даже понюхал, прижимаясь кривым волосатым носом к самому краю железки.
Потом в поле моего зрения вдруг попала худенькая девочка лет десяти, старательно отжимающая в углу гостиной ярко-оранжевую кофточку в мою фирменную пароварку. Заметив, что я смотрю на нее, девочка нахмурилась и очень ясным, звонким голосом заявила:
— Обскурантизм фашистской идеологии, расизм, антисемитизм, национализм, шовинизм — все это ослепляет человека, делает его неразумным животным. Короче, зря вы так с людьми, дядя Иван. Мы же не виноваты, что у нас кожа другого цвета, — сказала она, взглянув на меня ясными детскими глазами, попутно оголив плечо до самой груди, чтоб, значит, я смог разглядеть ее гладкую смуглую кожу.
— А ведь мой дед с фашистами воевал, — глухо проронил старик в спортивном костюме со своего почетного места на диване. — Как же могло случиться, что в стране, победившей фашизм, буйным цветом расцвели нацистские организации?
