— А человечину вы едите? — заинтересованно шмыгнул носом брат Бартоломе.
— Иногда.
Капитаны замерли и судорожно обыскали стол настороженными взглядами.
— А вы разве нет? — понял, что вышло неладно, Мотекусома.
Брат Бартоломе громко икнул и выронил щенячью лапку.
— Нет, — ответил за всех падре Диас. — Нам это запрещено.
Мотекусома удивился.
— Даже воинам и духовным лицам?
Капитаны переглянулись. Здесь все знали, что кое-кто из них человечинку пробовал — там, на Кубе, но обсуждать же это на дипломатическом приеме?..
— Никому нельзя, — сделал отметающий жест падре Хуан Диас. — Перед Божьим законом у нас равны все.
Мотекусома выслушал перевод и сочувственно закивал.
— Да… заветы предков следует соблюдать. Вы кушайте, кушайте…
Но настроение было испорчено, и даже выслушав заверения, что человечины здесь не может быть хотя бы потому, что день сегодня самый обычный, не священный, капитаны к еде уже не притронулись.
Мотекусома вздохнул, подал знак, чтобы столик — целиком — вынесли, и вместо него поставили новый и принесли черный дымящийся напиток и трубочки из скрученных коричневых листьев.
— Какао? Табак? — жестом предложил Мотекусома и прикурил от услужливо поднесенного дворецким фитиля.
Кастильцы замотали головами. Черный терпкий напиток из похожих на овечий навоз орешков двое из них уже пили и так возбудились, что до утра не спали.
Мотекусома выпустил из ноздрей синий дым и вмиг стал похож на Люцифера.
— Я тебе говорил, святой отец, — яростно прошептал на ухо Диасу брат Бартоломе, — это самое настоящее сатанинское гнездо!
Падре пожал плечами. Если честно, он уже совсем запутался, пытаясь понять, откуда пошла и во что может произрасти столь причудливая религия, как у индейцев. Если им, разумеется, не помешать.
— Смотри, что делает, нехристь! — яростно прошептал брат Бартоломе.
Падре кинул взгляд в сторону Мотекусомы и снова опустил глаза. Если честно, пускание дыма из ноздрей и его приводило в замешательство.
— Попробуйте, — улыбнулся Мотекусома, — это вкусно.
Но кастильцы лишь подавленно молчали.
Падре Диас оглядел капитанов и понял, что положение следует спасать, или отношения могут не наладиться. Вздохнул и потянулся за дымящейся чашечкой раскаленного напитка.
— Ты что? — охнул брат Бартоломе. — Начнешь с чертового какао, а кончишь человечиной! Я тебе точно говорю!
Но падре уже решился. Набрал напитка в рот, отметил, что, несмотря на приятный запах, у него, как и говорили, омерзительно горький вкус, и глотнул. Капитаны не отрывали от него глаз.
