Я ее понимал. Раньше Мэтью спрашивал много и о разном, но интересы его были ближнего прицела, скажем «почему тут гайка?» или «почему лошади едят одну траву, а мы так не можем?»
– Взрослеет? – предположил я. – Кругозор расширяется?
Мэри поглядела на меня с упреком:
– Милый, я о том и твержу. Ты мне другое скажи – почему он расширяется, почему так вот, сразу, изменились у Мэтью интересы?
– А что? Ты как думала? Для того и ходят в школу. чтоб интересы стали шире.
– Да, да, – сказала она и снова нахмурилась. – Но это не то, Дэвид. Он не просто развивается. Он как будто перепрыгнул на другую дорожку… Стал другим, иначе на все смотрит. – Она помолчала, все еще хмурясь, и прибавила: – Надо бы знать побольше о его родителях. В Полли я вижу и тебя, и себя. Смотришь – и чувствуешь: что-то развивается. А с Мэтью не за что ухватиться. Не знаешь, чего ждать.
Я понял ее – хотя не очень уж верю, что в ребенке видны родители. И еще я понял, куда идет наш разговор. Через два-три раунда мы уткнемся в проблему среды и наследственности. Чтобы этого избежать, я сказал:
– Надо слушать и наблюдать – так, незаметно, – пока впечатления не станут отчетливей. Зачем зря беспокоиться? Может, это скоро пройдет.
И мы решили положиться на время.
Однако следующий же день принес новые впечатления.
Для воскресной прогулки мы с Мэтью выбрали берег реки.
Я не сказал ему о подслушанном разговоре и говорить не собирался, но присматривался к нему – правда, без особых успехов. Вроде бы он был как всегда. Быть может, думал я, он стал чуть-чуть внимательней? Немножко лучше понимает нас? Иногда мне так казалось, но я не был уверен и подозревал, что это я стал внимательней к нему. Примерно с полчаса он задавал свои обычные вопросы, пока мы не добрались до фермы «У пяти вязов».
Дорога шла через луг, и штук двадцать коров тупо глядели на нас. И тут с Мэтью что-то случилось. Когда мы почти пересекли поле и подошли к перелазу через плетень, он замедлил шаг, остановился и стал смотреть на ближнюю корову. Она тоже глядела на него не без тревоги. Когда они насмотрелись друг на друга, Мэтью спросил:
– Папа, почему коровы не идут дальше?
Сперва вопрос показался мне одним из ста тысяч «почему», но Мэтью очень уж вдумчиво смотрел на свою корову. Ей это, по-видимому, не нравилось. Она замотала головой, не сводя с него стеклянного взгляда. Я решил ответить серьезно
– Ты о чем? – спросил я. – Как это «дальше»?
– Понимаешь, она идет-идет и остановится, как будто ей дальше не пройти. А почему?
