Австралия — Terra Incognita: Когда звери еще были людьми | страница 60




Сидней Майер (1878–1934)


Джонс не только накормил путника, но и предложил переночевать в одной из пустующих комнат своего отеля. Когда Майер снял обувь, Джонс пришел в ужас от вида покрытых волдырями ног гостя и побежал за водой и бинтами. На следующее утро он проводил Майера, не взяв с него денег.

Прошло немало лет, и история эта получила продолжение. Шли годы тяжелой экономической депрессии. Сидней Майер к этому времени уже был известным бизнесменом, которому принадлежали крупные магазины. Как-то, идя по одной из центральных улиц Мельбурна, он обратил внимание на понуро стоящего пожилого человека с отрешенным взглядом. Лицо человека показалось Майеру знакомым. Обладая хорошей памятью, он тут же вспомнил. Это был Джонс, тот самый Джонс, который когда-то так сердечно отнесся к нему, полунищему иммигранту. Теперь дела Джонса шли плохо, отель был продан, а сам он с женой приехал в Мельбурн в надежде найти хоть какую-нибудь работу для пропитания. Майер остановился. «Не узнаете меня?» — спросил он. «Если бы я был знаком хоть с одним джентльменом, одетым, как вы, я бы не стоял сейчас здесь», — ответил тот. Майер повел Джонса в свой магазин, вызвал управляющего и распорядился: «Предоставить этому человеку работу на всю жизнь… Он уйдет отсюда только по собственному желанию…»

Возможно, что время и человеческая память привнесли в эту историю определенную долю фольклора и сентиментальности, но образ героя от этого не меняется — он был отзывчивым человеком и помнил добро…

Вернемся, однако, к хронологии событий. Бендиго — где братья арендовали помещение и начали свое дело, был полу-сельским австралийским городком. Торговые дела у Сиднея шли неплохо, но в глубине души он часто ощущал гнетущее одиночество. Он живет в Австралии уже четыре года, но не до конца понимает эту страну. Демократия, свобода слова, терпимость… Эмигранту из России, пережившему погромы и человеческое унижение, все это кажется не совсем реальным.

Загадочно устроена человеческая память: плохое она старается забыть, хорошее — сохранить. Как позднее вспоминала дочь Майера, отец любил петь русские народные песни. В детстве она часто слышала от него «Дубинушку» — песню волжских бурлаков. Вообще, надо сказать, что Майер никогда не забывал о своем происхождении, и любой приехавший русский находил у него поддержку[24].

Будучи с детства оторванным от земли (в России в то время евреи не имели права владеть землей), он, в отличие от австралийцев, не чувствует себя уютно в полусельском городке на природе. Его стихией был большой город, а призванием — бизнес. В такие минуты он впадал в глубокую депрессию.