В углу двора одинокий рыцарь с парой золотых роз на щите отбивался сразу от трех противников. На глазах у Сансы он нанес одному из них удар в голову, и тот повалился без чувств.
— Это ваш брат? — спросила Санса.
— Да, миледи. В учебных боях Гарлан часто сражается сразу с тремя или даже с четырьмя. Он говорит, что в бою ты редко оказываешься с кем-то один на один, поэтому надо быть готовым ко всему.
— Должно быть, он очень храбр.
— Он славный рыцарь и бьется на мечах лучше меня, зато я лучше владею копьем.
— Я помню. В поединке вы были великолепны.
— Миледи очень любезна. Вы имели случай видеть мой поединок?
— Да, на турнире в честь десницы — разве вы не помните? Вы скакали на белом коне, в доспехах с узором из ста разных цветов. Вы подарили мне розу — красную розу, хотя другим девушкам бросали белые. — Санса покраснела, сказав это. — Вы сказали, что ни одна победа не может быть и вполовину так прекрасна, как я.
Сир Лорас скромно улыбнулся.
— Я всего лишь сказал правду. Это увидел бы всякий, у кого есть глаза.
«Он не помнит меня, — поняла Санса. — Он только старается быть любезным, а сам не помнит ни меня, ни розы, ни всего остального». Напрасно она думала, что в этом есть какой-то смысл — нет, не какой-то, а вполне определенный. Ведь роза была красная, а не белая.
— Это было после того, как вы выбили из седла сира Робара Ройса, — в отчаянии произнесла она.
Он отпустил ее руку.
— Я убил Робара у Штормового Предела, миледи. — Это не было похвальбой — в его голосе звучала печаль.
Его и еще одного рыцаря Радужной Гвардии Ренли. Санса слышала, как судачат об этом женщины у колодца, но потом забыла.
— Это случилось, когда был убит лорд Ренли, верно? Какой удар для вашей бедной сестры.
— Для Маргери? Да, конечно. Впрочем, она была тогда у Горького моста и ничего не видела.
— Все равно, когда ей сказали…
Сир Лорас провел рукой по рукояти своего меча, обтянутой белой кожей, с эфесом в виде алебастровой розы.
— Ренли мертв и Робар тоже. Зачем о них вспоминать?
Резкость его тона ошеломила ее.
— Я… я не хотела вас обидеть, милорд.
— И не могли бы, леди Санса. — Но в его голосе больше не было тепла, и он не стал больше брать ее за руку.
По наружной лестнице они поднимались молча.
Ну зачем ее угораздило упомянуть о сире Робаре? Теперь она все испортила. Заставила его рассердиться. Ей хотелось сказать что-нибудь, чтобы поправить дело, но все приходившие в голову слова казались ей неуклюжими и вялыми. Уж лучше помолчать, чтобы не сделать еще хуже.
