Гарденберг по-русски сказал сидящим на козлах полицаям:
— Девку отвезете в город, а по дороге, поближе к господам партизанам, повесите их подручного.
Потом он вкрадчивым голосом обратился к Литовченко:
— Ну, в последний раз спрашиваю, будешь говорить?
Казак с трудом приподнял разбитую голову — и большой сгусток крови полетел в надменное лицо Гарденберга.
— Прощай, дочка, — с трудом прошептал Литовченко.
Он умер, еще не выехав из поселка. Полицаи повесили его мертвое тело.
Отпускать ребят куда-либо одних Селезнев боялся, но и они не соглашались, чтобы майор действовал без них.
Селезнев ходил на поиски партизан ежедневно, иногда и по нескольку раз в день, а ребята — поочередно.
В Серный ключ майор шел с Вовкой. С ним он любил ходить больше, чем с другими. Тоня еще не могла много двигаться на обожженных ногах; Валя боялась крови и плохо стреляла; самый молодой, Шурик, быстро уставал; Измаил был излишне горяч. Вовка же, кроме того, что отлично стрелял, был рассудительным и спокойным.
— А где Верный? — спросил Шурик после ухода Селезнева и Вовки.
— С Вовкой, наверно, увязался, — ответила Тоня.
Так и было в действительности.
Боясь, что ему попадет за самовольство, Верный старался не попасться на глаза хозяину и бесшумно шел сзади. Вовка заметил его только на полпути. Он хотел отослать его в пещеру, но Селезнев сказал, что перед Серным ключом спрячет Верного в кустах и заставит стеречь пистолеты, с которыми появляться в поселке было опасно. Вовка согласился.
Видя, что на него не сердятся, Верный спокойно побежал впереди. Неожиданно он перешел с бега на крадущийся волчий шаг, прижал уши к затылку и хвостом стал бить себя по бокам.
— Верный чего-то услышал, — шепнул Вовка майору.
Приближался топот лошадей и стук колес. Вовка выглянул из-за куста. Показалась пара лошадей, запряженная в высокую тачанку. На козлах сидели двое с белыми повязками на рукавах. Вовка знал, что это тавро изменников.
— Эти еще хуже фашистов, — сказал Селезнев. — Давай хоть одного отправим на небо.
Тачанка подъехала ближе, и они увидели то, что до сих пор было скрыто сидящими на козлах полицаями. Между двумя эсесовцами поникла девушка в обрывках черной черкески.
«Как быть?» — спросил себя Селезнев. Нападать с одними пистолетами на четырех вооруженных врагов было рискованно.
В его руку ткнулся влажным носом Верный, как бы говоря: «Смелее, смелее. Я ведь тоже боевая единица».
Шагах в двадцати от притаившихся Селезнева и мальчика тачанка остановилась. Эсесовцы и один из полицаев спрыгнули на землю размяться.
