Присев за столик к Чавыче, мужичку уже в возрасте, одетому с претензией на былую роскошь в изрядно потертый и заляпанный подозрительными пятнами бархатный пиджак когда-то сочного василькового цвета, Матвей дождался своего заказа, без слов разлил водку из стеклянного графинчика в две предусмотрительно поставленные буфетчиком на стол рюмки, передвинул ближе к середине тарелки с запеченной семгой, огуречно-помидорным салатом, хлебом, будто бы приглашая Чавычу принять участие в трапезе, и только после этого спросил по делу:
— Скажи-ка, мил-друг, а кто по ночам возле гаражей у нас балует?
— А тебя не иначе, как обидели там! — глумливо всхохотнул сидящий за соседним столиком молодой совсем парнишка Пафнутий, частенько исполняющих в компании роль деревенского дурачка.
Чавыча только укоризненно глянул в его сторону, жадно выпил предложенную водку, блаженно откинулся на спинку стула, одновременно доставая откуда-то из-под полы и разминая в пальцах папироску.
— Есть такая компания, даже две, — ответил он на вопрос Матвея. — Вот только… не советовал бы я тебе с ними связываться, себе дороже выйдет.
— А я и не буду связываться, — подмигнул собеседнику светлым, ледяным глазом Матвей. — Я вот только узнать хотел…
Чавыча недоверчиво покачал головой, выпустил клуб дыма от прикуренной папироски, подумал еще немного.
— Молодежь там, — пояснил он Матвею. — Из не простых. В одной компании Стефан командует, это он так себя на латинский манер перекрестил, сам-то по рождению Степан. Папашка его из судейских, не мелочь какая пузатая, а где-то в верхах, но не на виду. Такие всегда опаснее, исподтишка норовят куснуть, чужими руками жар загрести, да стравить добрых людей между собой. Сынок точь-в-точь в него пошел характером. Во второй — Ванька главный. Этот за деньгами родичей прячется. Как там у поэта: "Все куплю, сказало злато…" Вот и он думает, что всё в мире купить можно. Ну, и ведет себя соответственно своим скудным мыслям.
"Промеж себя ребятишки эти особо не враждуют, но и дружбы у них нет. Пасутся на одних улицах, да в подворотнях, хулиганят, сумки с запоздавших барышень срезают, нашего брата гоняют, почем зря. Бесятся с жиру, короче. Но оттого еще опасней, чем те, кто ради куска хлеба за поживой выходит. Никогда не знаешь, что им спьяну в голову взбредет, что еще напридумывают, да нафантазируют…"
— А и ладно бы с ними, — кивнул Матвей, накалывая на вилку кусок помидора и отправляя его в рот вслед за глотком водки.
