Пакостный кобель кожаную перчатку из кармана куртки схитил. Жевать залег. Сигизмунд заметил, отобрал. Кобеля по бородатой морде перчаткой огрел.
Мы стоим к плечу плечо. Что бы склеить нам еще Клеем «Момент»?
Красная пелена ярости застлала глаза. Во рту аж кисло стало. Сигизмунд подскочил к магнитофону, схватил его, поднял над головой и с размаху шарахнул об пол. Во все стороны полетели детали.
Воцарилась тишина. И сразу стало легче. Будто отпустило что–то. Сигизмунд перевел дыхание.
Ну все, хватит. Поднялся, к девке пошел. Полоумная кулем сидела на тахте. Глядела настороженно, исподлобья.
И лунницу свою — как нарочно! — поверх дареной куртки пустила.
Стараясь не глядеть на золото, Сигизмунд сказал зло:
— Здесь жить будешь. Тут. Пока не определимся…
И пальцем под ноги себе потыкал.
Дура сжалась. Не поняла.
— Ну что, так и будешь в куртке париться? — неприязненно спросил он.
Юродивая молчала. Он потянул куртку двумя пальцами за рукав, потряс, показывая — снимай, мол. У девки на морде молящее выражение появилось. Скуксилась. Видать, решила, что отбирают у нее дорогой подарочек.
Сигизмунд зарычал, сорвал с нее куртку и хотел отбросить в угол, но полоумная вцепилась намертво. Он отпихнул девку и сделал по–своему. Та басовито заревела.
Сигизмунд повернулся к ней спиной. Обеими руками вытащил из комода тяжелый ящик. Наталья упихивала туда барахло, которое так и прело, невостребованное годами. Сигизмунд, не глядя, схватил охапку каких–то кальсон, застиранных футболок, поеденных молью джемперов, курточек кооперативного пошива — и швырнул в девку.
Прошипел:
— Подавись!
И вышел, сильно хлопнув за собой дверью.
* * *
Ощущая в себе странное спокойствие и легкость, собрал клочья Гавайев и отправил их в помойное ведро. Водрузил на место вешалку. Поставил стремянку. Повесил куртки и шапки. В коридоре сразу стал просторно.
И вспомнилось, почему, собственно, появились в коридоре эти пошлые Гавайи. Во время последнего визита экс–супруги Сигизмунд запустил в нее эклером. Наталья увернулась. Осталось жирное пятно на обоях. Сегодня же надо будет купить какую–нибудь лабуду с кошками или гейшами и налепить туда.
Да, лабуду купить. Это непременно. И еще жратвы. И водки. Сигизмунд вдруг остро ощутил, насколько ему это сегодня надо — выпить водки. Только не сейчас. К вечеру.
Интересно, спит девка когда–нибудь?
И тут — чует она, что ли, что об ней мысли? — дверь тихо приоткрылась, и в проеме появилась юродивая. Держала цветастую юбку с оборками апельсинового цвета — пошив молдаванских умельцев. Продавались такие на рынках в начале девяностых. Или в конце восьмидесятых?..
