Поначалу хозяин утешался, любуясь блестящей антрацитово–черной шерстью любимца. Мол, пусть и дворняжка, зато будет красивый, черный, как уголь, зверь. Но по прошествии полугода любимец начал интенсивно наращивать среди черной неопрятную белесую, а местами и рыжую шерсть. При этом, не утруждая себя вертикальным ростом, кобель вытянулся в длину, уподобившись трамваю.
Характер у пса окончательно испортился к году. Длинная череда помойных предков устойчиво закрепила в нем гены неистребимого плебейства.
Хозяин плебея носил имя Сигизмунд. Именем тяготился. Не по своей воле взял
— дали, не спросясь, пока власти над собой не имел. По отцу же был Борисовичем.
Фамилия у Сигизмунда Борисовича смешная — Морж. И многозначительная. Женщины любили называть его Моржом, а мужчины предпочитали высокомерно–холодное «Сигизмунд». Сам он предпочитал «Борисовича», но это только для близких друзей. А их у него давным–давно не было.
Порастерял за светлые годы перестройки, когда надо было выживать и не стало времени поддерживать дружеские отношения.
Что друзья — с женой разлад пошел. В конце концов, они развелись. Это произошло совсем недавно. Однако сказать, что рана в груди Сигизмунда еще кровоточила было бы, мягко говоря, преувеличением. Ничего у Сигизмунда не кровоточило. А хотел сейчас Сигизмунд одного — изловить злокозненного кобеля и взять его на поводок.
Со стороны помойки послышался яростный лай. Это означает одно из двух. Либо пес повстречал кого–то и сейчас беснуется вокруг — стращает. Либо обнаружил на баке кошку. Кошки быстро оценивают, в состоянии их сцапать пес или просто так, куража ради, глотку дерет. Естественно, при своем росте кобель кошку на баке достать не мог. Та устраивалась поудобнее, обворачивалась хвостом и выпяливалась глазами–пуговицами на изнемогающую от ярости собаку.
Иначе обстояло дело с бомжами. С бомжами кобель конкурировал. Те тоже обсиживали баки и вдумчиво рылись в содержимом. Бомжи гоняли от баков собак. И чужих бомжей — тоже.
Бомжи жили в своем особом мире. Имея кобеля, Сигизмунд поневоле время от времени соприкасался с этим миром.
Как–то раз во время вечерней прогулки он подошел к помойке, чтобы утихомирить бессмысленно брехавшего пса. Бомжи ковырялись в мусоре и в темноте не разглядели, кто подходит. Не высовываясь из бака, один из них, шепеляво и злобно, пообещал Сигизмунду сделать с ним то–то и то–то, если тот не уберется куда подальше.
Кобель устойчиво делил бомжей на две категории. Непримиримые — те прибирали себе все, и протухшую колбасу, вынесенную из подсобки близлежащего супермаркета, и заплесневевшую пиццу в коробках — оттуда же, и сладко пахнущие рыбные головы, и каменный обкусанный хлеб… словом, все, все!.. На непримиримых кобель лаял. Они обычно не обращали на него внимания. Либо замахивались. Тогда пес отскакивал на несколько шагов — как повелевал унаследованный от предков–дворняг инстинкт — и вновь заливался оглушительным лаем. Противным, с истеричным подвывом.
