Прогулки по лезвию | страница 8



Под обложкой скрывалась такая надпись: "Милой Машке в зимнюю лунную ночь с 9 на 10 января 1989 года".

- Удача, - сдержанно, но весомо произнес Муравьев. - Вы не знали его? обратился он к домработнице.

Женщина надела очки, внимательно изучила фотографию поэта.

- Не помню, - виновато сказала она. - Здесь столько народу бывает.

- Все равно удача, - повторил Муравьев.

- Ты даже не представляешь, какая! - воскликнул Важин, помахивая ещё одной брошюрой. - Снова он. Снова надпись! - Он прочитал с выражением: - "Маша, милая! Сегодня я пьян без вина. Эта книжица - только разбег, теперь я горы сверну! Ночь, звезды в окне. С 10 на 11 января 1989 г.".

- Он что, - спросил Муравьев, - каждую ночь ей свои книги дарил?

- Поэт, - улыбнулся Важин. - Чистой воды был поэт.

- Что значит был? Умер уже?

- Умер поэт, родился прозаик. Прозу пишет теперь.

- Так ты с ним знаком? - удивился Муравьев.

- В том-то и дело! И очень даже неплохо.

- Так, - потирая руки, сказал сыщик, - на выход, коллега!

В ожидании лифта, Важин рассказывал об Отраднове.

- До перестройки жил, как многие из его племени малоизвестных поэтов:

подрабатывал сторожем, выпустил две книги, стал членом Союза писателей.

Но новое время сломало его... Прозаикам сейчас и то тяжело, а поэтам просто труба. Кому ты нынче нужен со своими стихами? Начал пить, место сторожа потерял, уехал куда-то в Карелию. Думали, спился, пропал.

Но он вдруг является с папкой очерков. О лесах, об озерах, о старых деревнях. Очерки, надо сказать, блестящие. Но и они теперь у нас никому не нужны. Вот тут-то мой друг-журналист и помог ему: нащелкали они за год слайдов к этим очеркам да и продали все финнам. Те прекрасный альбом выпустили, хороший гонорар заплатили. Думали, заживет наш Афонин...

- Афонин это кто? - спросил Муравьев.

- Да он же. Отраднов - его псевдоним. Ну, думали, заживет. Но...

Поэт! - Важин беспомощно развел руками.

- Пропил гонорар? - Муравьев рассмеялся, входя в лифт.

- Хуже! Ты не поверишь, поехал куда-то вкладывать свои доллары и по дороге их потерял!

- От черт! - воскликнул Муравьев. - И что он теперь?

- В деревне. В Тверской губернии где-то кукует. Сидит на воде и хлебе. Хорошо, что мой друг ему очередную идейку подкинул: лесная глушь в центре России. Финны уже заинтересовались.

- Там действительно глушь?

- Ты даже не представляешь! И сидит наш Афонин в избушке, по новой марки-доллары зарабатывает.

- Так опять потеряет, - безнадежно махнул рукой сыщик. - Милая Маша! сказал он, передразнивая неизвестного ему поэта.