Нанял людей, сам принялся изучать содержимое её письменного стола, её библиотеки... Наткнулся на дневники - три общих тетради, три года жизни. В одной из тетрадей он увидел конспект чьей-то лекции. Читал и скрипел зубами: все, что она недоговаривала в домашних спорах, было в той лекции изложено открытым текстом. Он понял, что при желании Мария может его засадить лет на пятнадцать.
Ей, которая была в курсе многих его дел, это не составит большого труда.
В тот вечер Блинов всерьез задумался, что же с ней теперь делать, с этой Марией? Как разойтись с минимальными финансовыми потерями, с одной стороны, и без риска быть в дальнейшем ею шантажируемым, с другой?
И он нашел такой выход...
Вернувшись из поездки в Зубову Поляну и отчего-то вспомнив те пресловутые дневники, ту лекцию о так называемом ограблении России, он прошел в комнату жены, вздохнул, увидев компьютер, на котором он когда-то мечтал научить её работать, и подошел к стенке с книгами. Все здесь было известно ему до мелочей, каждая книга, каждый альбом, каждая тетрадь... Но где же те дневники?
Осмотрев полки, он с удивлением обнаружил, что все три тетради исчезли.
- Что за черт! - вслух сказал он. - Не Даниловна же их забрала?
Дальше - больше. Не оказалось на полках ни одной книги Отраднова с идиотскими дарственными надписями. Испарина выступила на высоком и бледном лбу Блинова. Перед его отъездом в Вену все было на своих местах. На другой день после отъезда Марию "выкрали". Так куда, спрашивается, могли подеваться эти тетради и книги?! Неужели она что-то почувствовала и передала их кому-то? Но Даниловна клятвенно уверяла, что Мария никого не принимала после отъезда Блинова и сама никуда не ходила. Да и куда она могла ходить, если он в одиннадцать вечера с ней расстался, а утром её забрали люди Дронова?
Он тут же стал звонить Дронову и Соловьеву. По телефону объясняться с ними не стал, просил приехать немедленно. Дронов, как истый омонбвец, без лишних вопросов сказал:
"Выезжаю!" Соловьев помялся, но тоже обещал вскоре подъехать.
Только после этого Блинов принял душ, облачился в японский халат и, заварив крепкого чаю, стал думать, как лучше построить разговор с подполковником, дабы не показаться ему паникером и трусом. Ничего дельного в голову не приходило, мысли перескакивали с одного на другое, необъяснимое исчезновение дневников внесло ещё большую сумятицу и в без того неспокойную душу Блинова.
Вдруг неизвестно к чему, но именно в эту минуту стали вспоминаться громкие убийства последних лет. Депутатов-предпринимателей, журналистов-предпринимателей и просто удачливых предпринимателей убивали в стране с ужасающей методичностью. Блинову захотелось выпить, но он решил дождаться прихода Дронова.
