Третья мировая Баси Соломоновны | страница 38
У Лариски Куркиной такие же локоны. Только соломенные. Красивее Курицы в классе никого нет. Я это с первого же дня понял. И очень отчетливо. Но влюблен почему-то в Наташку Коростелеву.
Черный человек идет ко мне.
Словно между нами нет пропасти.
Угли тлеющих глаз подернуты пеплом.
Смотрят прямо в меня. И не видят. И прожигают насквозь.
И я чувствую, что нет, не хочу, но должен его обнять.
Он и теперь глядит на меня. И уже в двух шагах.
Между нами только земля разверста.
Что-то тогда вдруг произошло.
Что-то произошло…
Может быть, коричневато-желтые кости свода поддались наконец-то детскому тупому усердию. Слишком уж были стары. Да и строением, теперь я это точно знаю, губчатая кость действительно напоминает пористую шоколадку. Только много прочнее. А с другой стороны — был я не по возрасту крупен. Крупность меня до того распирала, что я даже говорить нормально не мог. Так, по крайней мере, считала завуч по английскому языку.
Нет, ничего не помню…
Что-то точно произошло…
Последнее, как наяву, передо мной и теперь — тот черный, у самого края, в меховой не по сезону шапке. Оливковая зелень лица. И глаза подернуты пеплом.
Знаете, что я думаю?.. Ангел Смерти, что застит свет, но сам остается незрим, он почему-то пожалел меня тогда. Повел над головою огненно-белой лозой. Свет полыхнул. Ослепляющий и мертвящий.
Словно магний, в берлинской студии фотографического художника Зильбермана.
Я забыл…
Помню — вспышка… И дракон Юрка Василев снова рядом. Только сзади. Шагах в семи… Трепещущим шепотом дышит в спину:
— Ну, Мишка! Ну, ты даешь!
И все…
Наверное, в тот же день.
Мы с Василевым сидим у него. В тридцатом. Номер квартиры стерся. Не важно. Но подъезд точно — в торце. Прямо на скверик, ближе к проспекту. Юрка меня нарочно позвал — показать нечто необычайное совершенно. Как я человек уважаемый и ничего не боюсь. По крайней мере, череп в руках держал. И даже прыгал на нем.
— А «музыкалка»? — спросите вы.
— А!.. Сольфеджио! Обойдется…
Самая высокая полка висит отдельно. Аккурат под нее Василев тащит стул. Ставит спинкой к стене. Лезет. Встает на цыпочки. Глаза все равно на уровне нижней доски. Поднимает руку и, продвигая локоть по верхнему краю, осторожно шарит. Голову наклонил. Глаза остекленели. Язык в полуоткрытом рту тоже шарит. Спрыгивает наконец. Почему-то с гордостью показывает подушечки пальцев. Совершенно серые. У драконов, наверное, так положено. Проводит по карману школьного пиджака. Ни следа…