— Это же серебро! — воскликнул он. — Где ты его взял?
Мальчик снова сделал ему знак следовать за ним. И женщина сказала:
— Ступай, я подожду тебя здесь.
Впоследствии она не могла вспомнить, сколько ей пришлось тогда ждать. Она клубочком свернулась на земле — так же, как вчера мальчик у камина, — и ей почудилось, будто далекие девичьи грезы обступили ее голубым хороводом.
Наконец мужчина вернулся. Он бросился на землю рядом с ней и, с трудом переводя дыхание, прошептал:
— Здесь действительно залежи серебра. Металл почти в чистом виде. Мальчик уверяет, что никто о нем не знает. Он объяснил мне, что земля здесь ничья и что хозяином могу стать я. Пойми, это наше спасение — от разорения, от позора… от смерти, — прибавил он едва слышно.
— Ты это заслужил, — сказала она просто.
Мадонна со свертками
(Перевод Е. Гальперина)
Случилось это в августе прошлого года, в чудесную лунную ночь. Я сидела на скамейке в самом конце мола и разговаривала с морем. Мне было скучно: за долгое время можно и с морем обо всем переговорить. И наступает минута, когда голос человека начинает звучать для тебя громче и значительнее, чем голос морских волн.
Именно так прозвучали для меня голоса двух молодых людей, которые, присев на краешек скамейки, заговорили на моем родном диалекте.
Моя Сардиния лежала за морем, так лее далеко отсюда, как далеки были молодые люди от мысли, что сидевшая рядом с ними синьора понимает их речь.
Были они самыми обыкновенными таможенными охранниками, но в тот момент показались мне личностями, достойными внимания, и я стала прислушиваться к их беседе с таким же интересом, с каким зритель, сидящий в театре, слушает захватывающий диалог в исполнении знаменитых актеров.
Сказать по правде, разговор их был вначале не слишком занимателен. Тот, что выглядел моложе, видимо, находился перед этим в отлучке, потому что спросил, не случилось ли чего нового в казарме за минувшие дни. Его товарищ рассказал ему о стычке между фашистами и коммунистами, которая произошла недавно на городской площади и в которую пришлось вмешаться таможенным охранникам, поскольку иных стражей общественного порядка поблизости не оказалось. Однако ни того, ни другого это событие не интересовало: они были совершенно равнодушны к политике и ко всем местным происшествиям. Тот, что был постарше и находился на площади во время беспорядков, говорил о случившемся с полным безразличием, и оба они казались здесь чужими и от всего далекими.
