Гулкий пушечный выстрел встряхнул воздух над рекой, разбудил обоих беглецов среди туго набитых мешков и больших мотков толстых верёвок. Раскатисто прозвучал второй выстрел крепостной пушки, напоминая полный скрытой угрозы рык, который постепенно затихал в отдалении. За ним рявкнул третий.
Судя по ослабленному лишь небольшим расстоянием звуку выстрелов и доносящемуся до слуха невнятному говору на берегу, судно уже отплыло от пристани, но ещё не достигло середины реки. Крышка над спуском под палубу, которая ночью была откинутой, теперь опиралась на короткую палку-распорку, и под неё косо струился бледно-серый свет раннего утра. Он полосой вспарывал полумрак, а тот пиявками рассасывал его, впитывал в себя, как страж старался не допустить к грузам, будто малейшее освещение могло их испортить. Мешки и верёвочные мотки прорисовывались бледными очертаниями, от почти отчётливых ближе к свету, до смутных в дальних углах у кормы.
Удача и его товарищ лежали в носовой части, в пяти-шести шагах от косо освещённой лесенки и хорошо слышали, что происходило на палубе. Там озабоченно готовились поднять парус, а судно увлекалось лишь течением. На корме заговорили в два голоса. Один был низкий и резкий, привыкший отдавать краткие распоряжения, а отвечал ему хозяйственный и высокий.
Высокий голос принадлежал судовладельцу и хозяину товара, коренастому, моложавому купцу с коротко остриженной бородкой, а низким изъяснялся бывший на полголовы выше кормчий с красным обветренным лицом и слегка выпуклыми карими глазами. Они стояли возле бруса кормового весла, с которым длинными и жилистыми руками управлялся сухощавый и смуглый от летнего загара, остроносый работник неопределённого возраста. Все вместе они озадачено смотрели на постепенно уменьшающуюся с расстоянием крепость, от угловой башни которой над точечными жерлами пушек поднимались и растворялись в прохладном воздухе облачка порохового дыма.
– Три выстрела. – Кормчий глянул на купца. – Приказывают всем остановиться.
– Час потеряем, – с неудовольствием сделал вывод купец.
Как будто получив этими словами его согласие, кормчий повернулся к шестерым работникам, которые возились с парусом и тоже поглядывали на крепость.
– Опускай! – прогудел он им и махнул рукой вниз. – Бросай якорь!
Верхняя перекладина паруса качнулась, дёрнулась и, не достигнув наивысшего положения, поползла книзу. А двое работников быстро отошли к носу, столкнули с корабля завязанную на конце пропитанного смолой каната железную лапу якоря. Лапа шлёпнулась в воду, живо потащила канат, пока не размотала его на всю длину. Зацепившийся за дно якорь натянул канатную верёвку и развернул корабль носом против плавного течения. Корабль застыл, словно заарканенный жеребец, ожидающий с тревогой, что же за всем этим последует.
