Изидор стоял, упиваясь ощущением, что объемлет своим телом все живые существа в мире. А затем вздохнул и неохотно выпустил ручки эмпатоскопа. Ничего не поделаешь, все когда–нибудь кончается, к тому же ушибленная рука саднила и кровоточила.
Он осмотрел глубокую ссадину, еще раз вздохнул и направился в ванную. Это была не первая кровь, пролитая им в процессе слияния с Мерсером, и наверняка не последняя. Да что там кровь, люди послабее и постарше зачастую вообще умирали, особенно на последнем перед вершиной участке восхождения, где незримые мучители брались за дело всерьез. Смогу ли я пройти через это еще раз? — думал Джон Изидор, промывая ссадину. Сердце же может не выдержать. Вот живи я в городе, где при каждом, считай, здании есть врач, а у врача — этот самый электроимпульсный прибор… Здесь, в полном одиночестве, риск возрастает стократно.
Но он знал, что все равно будет рисковать, снова и снова. Так делали почти все люди, даже совсем уже дряхлые старики, у которых и так не понять, в чем душа–то держится.
Он промокнул ссадину бумажной салфеткой, смазал ее йодом и услышал приглушенные звуки телевизионной рекламы.
Так это что же, поразился Джон Изидор, здесь, в этом здании поселился кто–то еще? Мой телевизор выключен, да к тому же звук определенно доносится снизу, с другого этажа!
Теперь я здесь не один , понял он. Сюда въехал еще один жилец, и он поселился где–то близко, иначе бы я его не услышал. Этажами двумя ниже, ну, максимум тремя. Так, так, так, а что же принято делать, когда появляется новый сосед? Заходят к нему в гости под предлогом, что надо, вроде бы, одолжить что–то там по хозяйству. Джон знал такие вещи исключительно понаслышке, такого в его жизни еще не случалось, ни в этом доме, ни где–нибудь еще. Люди съезжали, люди эмигрировали, но никто еще ни разу не въезжал.
Нет, решил он, скорее наоборот, полагается что–нибудь им отнести. Чашку воды… да нет, скорее уж молока. Молоко, или муку, или яйцо, вернее — его синтетический заменитель.
Заглянув в холодильник — давным–давно вышедший из строя, так что фактически это был просто шкафчик, — Джон обнаружил весьма сомнительную пачку маргарина, прихватил ее и почти выбежал из квартиры. Мне нельзя показывать, как я возбудился, думал он, спускаясь по лестнице. Нельзя показывать, что я недоумок, а то он не станет со мной разговаривать, так всегда бывает, не знаю только почему.
Он взял себя в руки и перешел на медленный, степенный шаг.
