Умеренные, старые и молодые — сверстники, собутыльники и друзья детства, — расталкивают презренную чернь и кидаются обнимать героя.
— Глазам своим не верю! — говорит дон Карлосик.
— Добро пожаловать на родину! — говорит Пиетон.
— Ты совершил феноменальную посадку! — говорит молодой Пако Придурэхо, который уже видел аэропланы во время своего пребывания в Европе.
— Полет прошел благополучно? — спрашивает дон Бартоломе Ройсалес, тот, у которого «роллс».
— После Кубы попал в грозу, — говорит Куснирас.
— Пойдем закусим и выпьем по рюмочке, — говорит дон Карлосик, кладя руку на плечо Куснираса. — Ты, наверное, изрядно устал.
— Как поживает донья Ангела? — спрашивает Куснирас.
— Очень хочет тебя видеть, — отвечает дон Карлосик.
Мартин Подхалуса подходит к Куснирасу и подобострастно говорит:
— Повреждение чепуховое, сеньор. Можно исправить в один момент.
— Прекрасно, — отвечает Куснирас, снимая перчатки, и добавляет, оборачиваясь к Беррихабалю: — Тогда пошли.
Возликовавший дон Карлосик говорит окружающим:
— Все пожалуйте к нам, моя супруга запасла бутербродов на целое войско.
Куснирас, высокий, представительный, с аристократичным лицом и растрепавшейся шевелюрой, в кожаной куртке, кожаных штанах и в сапогах для верховой езды, направляется к столику, ведомый под руку доном Карлосиком. Толпа расступается и глядит на него, обмирая от восхищения, как на служителя новой религии.
Умеренные, старые и молодые, следуя сзади, переговариваются:
— Как он вырос!
— Как изменился!
— Какой стал старый!
За толпой на краю луга в тени тамаринда женщины, глядя на приближающегося Куснираса, комментируют:
— Какой красивый!
— Какой высокий!
— Какой отважный!
Сидя рядом с Кончитой Парнасано и сестрицами Даромбрадо, Пепита Химерес трепещет от волнения, разглаживает складку на новом платье и не произносит ни слова.
Ангела делает несколько шагов по траве ему навстречу, придерживая шляпу рукой, чтобы поля не колыхал ветер. Увидев ее издалека, Куснирас вырывается из рук дона Карлосика и спешит к компании под тамариндом. Ангела, сообразив, что предстоящая сейчас сцена — когда Куснирас поздоровается с ней раньше, чем с остальными, — будет выглядеть не вполне естественно, оборачивается и говорит:
— Пепита, иди сюда! Чего ты ждешь, моя милая?
Пепита, дрожа всем телом, чуть не падая в обморок и едва держась на ногах, встает рядом с Ангелой как раз в ту секунду, когда Куснирас, раскрыв объятия за три шага до них, восклицает:
— Ангела!
