Вдребезги | страница 46



должно было за этим последовать, и был слишком уверен в своем успехе, чтобы беспокоиться о том, что казалось столь достижимым, а потому спокойно заснул. Но во сне в его сознании произошли некоторые перемены: писатель увидел, как Ами приближается к нему в светлом сиянии, словно скользит сразу со всех сторон; ее улыбка наполняла его сердце совершенно новой нежностью. Он проснулся с ощущением горячей влюбленности, с ликующим пылом почистил зубы, несколько раз порезался во время бритья, после чего его гардероб поставил перед ним изрядную проблему: какой костюм надеть в этот день? В шкафу висели на выбор летний костюм в клетку и синий повседневный, но существовал и третий вариант — соединение светлых брюк и синего пиджака. После долгого мучительного размышления писатель остановил свой выбор на клетчатом, но потом спохватился, что у того на спине между лопатками наличествует фатальная складка. Меж тем мозг его в бешеном темпе решал, какой выбрать галстук. Но галстуки — такие ненадежные создания, можно шесть дней кряду завязывать идеальный узел, а на седьмой он возьмет и забастует, и тогда делать нечего: остается лишь дать ему отвисеться, упрямство со временем пройдет, и через несколько недель он снова будет как шелковый, насколько этого можно требовать от галстука. В тот день его собрание галстуков было, пожалуй, в особенно дурном настроении, писатель уже было совсем отчаялся, но тут серый в красную полоску галстук на-конец-то сменил гнев на милость и позволил завязать себя в пристойный узел. Надеть пиджак писатель так и не решился и почти все утро проходил в рубашке: был выходной, а он никогда не понимал, какой в них толк.

Поэтому он сидел в кресле в гостиной, напевая отрывок песенки, которую услышал, когда возвращался домой, проводив Ами до парадного, и старательно разглаживал складку на колене — результат неизбывной привычки сидеть, положив ногу на ногу, — пока брюки не приняли наконец более приличный вид. Изнутри его, словно добрая стопка водки перед обедом, согревало сознание собственной влюбленности и избранности по сравнению с остальными людьми, которым не дано было узнать, какими огромными и мягкими кажутся глаза Ами в проеме входной двери и каким благородным жестом она махнула ему на прощанье. Писатель был совершенно доволен и не знал, чем бы ему заняться. Наконец ему пришла в голову, как он решил, блестящая идея: надо отправиться на какой-нибудь островок за городом и немного поджарить свою новорожденную любовь на солнышке, чтобы к вечеру она, загорелая и закаленная, могла приступить к делу. В этом решении, несомненно, было некое разумное зерно: нет ничего более полезного для здоровья влюбленного молодого человека, чем провести несколько часов в одиночестве на общем пляже. Если ему удастся устоять против смертельной опасности солнечных лучей и сохранить идеалистическое представление о женщинах, которые расхаживают вокруг в купальных костюмах, его любовь сможет свернуть горы. Если же ему это не удастся, то остается надеяться, что от чувства мировой скорби его спасет отупение, которое наверняка овладеет им, когда он, поджарив спину, обратит к солнцу живот, и он возвратится домой с единственным желанием — наесться досыта и заснуть. Купание должно вернуть ему трезвый взгляд на вещи, неслучайно нравственность охотно смотрит сквозь пальцы на пляжную жизнь. Ведь известно: холодная вода — лучшее средство от чрезмерных безумств.