– В кладовку?
– Там люк и лестница! Лестница вниз…
Сфера из желтой вдруг стала красной, начала быстро увеличиваться в размерах. Кожу на руках и лице обдало жаром.
– Что-то не так! – обеспокоенно донеслось из динамиков. – Я не могу перекрыть энергию! Сейчас все взорвется… Все взорвется!
От давления заложило уши. Кубинец видел, как открылись глаза у девушки. Вскоре очнулся и парень. Еще не понимал как, но он глядел в глаза им обоим и чувствовал, что не может шелохнуться. Шар окутал их, растворил в себе. Голова закружилась. Стало вдруг легко. Кубинец опустил взгляд и увидел себя лежащим на полу. Саня отвернулся к стене, а Рита, широко раскрыв глаза, не моргая, смотрела вверх.
«Откуда? Откуда я их знаю?» – спрашивал он себя. И не только их имена. Стали близки их чувства, открылись мысли, страхи, сомнения… Перед мысленным взором мелькали лица, которых никогда не видел, слышались незнакомые голоса. Ему вдруг становилось то страшно, то хотелось смеяться или плакать.
Вот он маленький сидит в песочнице. В правой руке лопатка, в левой – маленькое зеленое ведерко. К нему подходит великан и долго молча разглядывает. У великана большой плащ и кожаные перчатки с красивыми блестящими заклепками. «Подари мне варежку, – просит он великана. – Я дам тебе ведерко. Оно зеленое, для лягушек». Незнакомец снимает и протягивает ему перчатки, потом берет на руки и спрашивает:
– Ну что, Саня, узнаешь меня?
– Нет, – отвечает он смущенно.
– Я твой дядя, дядя Володя.
– Дядя Володя из Москвы? – радостно спрашивает он. Великан кивает: – Да, из Москвы. Поедешь со мной в Москву?
– Я спрошу у мамы?
– Видишь ли, Саша, мама и папа, они… улетели на Луну… Они там будут долго… Там много дел… У меня здесь много дел, и мне нужен помощник. Такой, чтоб и лопатку, и ведерко мог держать.
– На Луну? А я… А как же я? – не понимает он, и становится обидно, обидно до слез. И великан оказался не настоящим, потому что великаны не плачут. А этот заплакал вместе с ним…
Вот он крутится возле зеркала. Только это не он, а девочка лет десяти. У нее длинная толстая коса и смазливое личико. Она долго примеряет мамины сережки, бусы и браслеты. И так станет, и эдак. Прищурится и посмотрит как-то уж совсем по-взрослому. Руки потянулись за помадой, но с улицы в открытое окно долетело: «Рита! Рита!»
И вот она мчится по ступенькам вниз…
…Ночь, темно, фонари не горят. Идет дождь, очень холодно. Девочка, сдирая коленки, ползает по клумбам и твердит: «Сережки, сережки, где же эти проклятые сережки?» Она замерзла, промокла насквозь, но домой идти страшно, и худенькие ручки продолжают шарить по траве, по земле. В десятый, сотый раз все те же места.
