Устыдившись внезапного испуга, купец сбавил ход и обернулся - нет ли погони? Но всё было спокойно, даже ветер унялся и страшные жёлтые очи больше не прыгали в лесу. Сразу взяло сомнение: уж не померещилось ли? Савка перевёл дух, чуть пошатываясь, направился к избе, где мёртвым сном спал Сбышек. "Отче наш иже еси на небеси..." - бормотал он, пытаясь отогнать тёмные чары. Подумалось: "Может, к попу сходить? Освятит он меня, разрушит наговор...". Нет, к попу нельзя - ещё укорять начнёт: неча, мол, трепетать перед кудесниками, о Боге лучше думай! У отца Ивана понимания в таких вещах не найдёшь...
Савелий достал из-под рубахи серебряный оберег в виде маленьких челюстей медведя, поцеловал его, затем перекрестился. Ввалившись в избу, прошёл в тёмную горницу, задел макушкой низкие стропила, выругался.
- Чего сапожищами стучишь, людям спать не даёшь? - послышался ворчливый голос.
Савка усмехнулся, понемногу успокаиваясь, ощупью добрался до лавки, сел. Спавший на топчане по другую сторону комнаты Сбышек заворочался в темноте, засопел, прокашлялся.
- Ты что ли, Савелий?
- Я.
- Случилось чего?
Купец нашарил кувшин с отваром, хлебнул через край. Тяжёлое дыхание его со свистом разносилось по избе.
- Волхв тут какой-то ворожит. На капище его встретил.
- Зарубил?
- Нет.
- Отчего?
- Смутил он меня. Колдовство навёл.
- Тем паче зарубить следовало.
- Страх он в меня вселил. Сам не знаю, чего испужался. Удирал без оглядки.
- Худо дело. Потолкуй завтра с отцом Иваном. Может, с Божией помощью изгонит бесов.
- Куда ему против зырянских чародеев! Как бы сам не пропал, бесов-то изгоняя.
- Ладно. Утром потолкуем.
Сбышек замолчал, и вскоре с топчана донеслось его сонное сопение. Савка же, посидев ещё немного, опять сходил на двор до ветру (прихватило что-то со страху), затем вернулся в дом и тоже плюхнулся на лежанку. Скоро он уже спал без задних ног, и лишь тревожные вздохи выдавали пережитой ужас.
Не знал ещё воевода, не прозревал своим опытным глазом, так поднаторевшим в разных сшибках и походах, что сам Господь Бог послал ему в помощь Арнаса. Не простой то был человек, а неистовый, отмеченный судьбой, посланный на землю для великих свершений. И хоть не был он воителем, сердце его горело похлеще иного бойца.
Сызмальства Арнасу тесно было в пермяцких топях, тошно в лесном безбрежье. Оттого и бедокурил, не давая покоя соплеменникам: сначала чуть не утёк с белозёрскими ватажниками, затем подрался с молодым воем из охраны новгородского емца
