Красная звёздочка | страница 4
— Где же ложечки? — окликнул меня из кухни старик.
Только на минутку оторвала взгляд от картины, разыскивая ложки, как стекло подёрнулось туманом, и всё исчезло.
— Что за необыкновенная картина у вас на стене? — спросила я Фёдора Антоновича, входя с ложечками в кухню.
— Терпение, мой друг, — непонятно ответил он. — Давай-ка чай пить.
Заварка тоненькой золотистой струйкой текла в большую чашку с толстыми белыми стенками. По ним плыли голубые лебеди.
Всё в доме у этого странного старика было непривычным. Вот он положил мне кусочек сахару в чашку и посмотрел вопросительно своими светло-голубыми глазками, запрятавшимися под рыжими лохматыми бровями:
— Хватит, надеюсь?
Уж совсем бы не клал! Я вообще-то сластёна, в чай кладу три-четыре кусочка. Правда, мама ругается, говорит, что зубы будут от сладкого болеть. Они у меня один раз всего болели. Когда я почти целую вазочку конфет съела. Но не подумайте, что от жадности, — соседскому Антону назло. Он к нам в гости пришёл со своими родителями, попробовал одну конфету и говорит:
— Совсем невкусные. Вот папа из Германии привёз конфеты, так это класс!
Так я ему показала класс: пока гости разговорами занимались, кучу конфет съела, уверяя, что вот это конфеты! И ещё сказала Антону, что из-за границы нам тоже один знакомый конфеты привез, они никому не понравились, так и засохли!
Я почему-то разозлилась на Фёдора Антоновича. Давай чай пить, давай чай пить, а сам сахару пожалел!
— Тебе бутербродик сделать? — ласково спрашивает старичок и отрезает тоненький ломтик хлеба, а на него кладет совсем прозрачную пластиночку сыра.
«Ничего себе угощенье!» — мрачно думаю я и решительно вспоминаю про бабушку. А Фёдор Антонович собирает оставшиеся на столе крошки и… ссыпает их себе в рот!
Я тихонько сползаю со стула и охрипшим голосом бормочу:
— Извините, что зашла!
Так однажды сказала мамина знакомая, когда огромными полями своей шляпы задела в коридоре зонтик на вешалке, он свалился на вазочку, стоявшую на тумбочке, вазочка свалилась на кошку, дремавшую на коврике, и кошка со страшным воплем кинулась в приоткрытую дверь, чуть не сбив с ног соседа, чинно спускавшегося с лестницы. Вот тут-то мамина знакомая сказала: «Извините, что зашла!» — и наступила на свою шляпу, свалившуюся ей под ноги.
Старик пригладил седые, смешно торчащие во все стороны волосы и торжественно, словно на октябрятской линейке, произнес:
— Дорогая Лана, у тебя добрая, отзывчивая душа, и поэтому я хочу отблагодарить тебя за твой хороший поступок.