— Что ж, это уже обнадеживает, — кивнул Лонберг сыну. — Со светом я сейчас разберусь. Надеюсь, пока я буду в щитовом отделении, вы не слопаете всю пиццу?
— Нет, что вы, — заверила я его. — Мы обязательно наградим вас за труды самым большим куском.
— Хороший стимул, чтобы вернуть свет, — подмигнул нам Лонберг, и его взгляд остановился на мне. — Есть еще один стимул, но о нем я пока промолчу…
Я улыбнулась про себя, хотя была не так уж и уверена, что мой «новый образ» понравится Лонбергу. С ним вообще тяжело было что-то предугадать. Вот и сейчас: я была уверена, что его возмутит мое неожиданное вторжение, а он воспринял эту ситуацию так, как если бы она была вполне обыкновенной.
Когда Лонберг вернулся сам и вернул нам свет, без которого мы с Мэтти, надо сказать, прекрасно обходились, наша троица принялась за пиццу. Лонберг похвалил меня и Мэтью, причем сделал это совершенно искренне. К тому же пицца действительно оказалась очень вкусной — может, потому что была приготовлена при свечах.
Скоро Мэтти был отправлен спать — Тот Кто Живет Под Кроватью уже не очень-то пугал сонного и довольного мальчика, — а мы с Лонбергом переместились в гостиную. Я намекнула было на то, что моя миссия завершена, но он и слышать не хотел о том, что я уйду.
— Ют, я, конечно, отвезу вас домой. Но, может, мы еще немного посидим и поболтаем?
Я подумала о том, что Лонберг еще ни разу не называл меня по имени и далеко не так часто просил меня о чем-то. Мне пришлось позвонить Ди и соврать, что я сижу в гостях у Энн и пока еще не знаю, когда вернусь.
Лонберг удивленно покосился на меня, услышав эту ложь.
— Мне казалось, вы взрослая женщина и имеете полное право находиться там, где хотите.
— Вы не знаете мою мать, — присев на диван неподалеку от Лонберга, ответила я. — Если я скажу ей, что сижу в гостях у полицейского, посыплются вопросы и обвинения в том, что я на них не отвечаю.
— Значит, ваша мама ничего не знает о том, что происходит? — удивленно поинтересовался Лонберг.
— Ничего. Если я скажу ей правду, она будет сходить с ума каждый вечер и хвататься за сердце всякий раз, когда я выхожу из дому. Наверное, она считает, что это и есть материнская любовь.
— Видно, у вас с ней непростые отношения, — немного подумав, заметил Лонберг. Я кивнула. — Может, вам стоит быть с ней чуть мягче и хоть немного откровеннее? Родителям нужно знать, что от них хотя бы что-то зависит. Им становится страшно, когда наступает старость, а вместе с ней осознание того, что они уже никому не нужны. Как отработавший механизм, понимаете?
