Она говорила:
— Мы очень близкие друзья.
— Мы иногда спим.
— Мы хорошо проводим время вдвоем.
— Они не знают Джерри МакКеннона.
— Они не знают друг друга.
Тем не менее три разных человека, не знающие друг друга, определили свои отношения с Мэрилин Холлис буквально одними и теми же словами. И у каждого из них оказалось надежное алиби на ночь воскресенья или утро понедельника — когда МакКеннон убивал себя или же убивали его.
Нелсон Райли катался с этой дамой на лыжах в Вермонте.
Чип Эндикотт в воскресенье вечером присутствовал на банкете Ассоциации адвокатов, а рано утром в понедельник уже был на своем рабочем месте.
В воскресенье вечером Холландер посетил музыкальный вечер в Рэнделл Форбз Холл в Спрингфилдовском Центре. В понедельник утром, когда, по всей вероятности, МакКеннон испускал последний вздох, цепляясь за телефон, Холландер ехал на метро в свою бухгалтерию компании «Кайли, Бенсон, Маркс и Рудольф».
И все открыто, на виду у множества людей.
Однако Уиллис не мог отделаться от чувства, что он три раза просмотрел одну и ту же пьесу, где главную роль играют три различных актера, повторяя слова драматурга в своей собственной творческой интерпретации.
Была ли этим драматургом Мэрилин Холлис?
Не сняла ли она трубку в ту самую минуту, как из ее дома вышли полицейские, чтобы позвонить Нельсону, Чипу и Бэзу, и сообщила им, что у нее только что была полиция и что она будет очень благодарна, если они скажут копам, что являются ее старыми, хорошими друзьями и в жизни не слышали о Джерри МакКенноне.
Но если это и так — то почему?
У нее самой железное алиби.
Да и у других тоже.
Если бы только они не говорили одно и то же.
Ну и что? Может быть, у всех были с ней одинаковые отношения.
Возможно, Мэрилин совершенно точно определила для них, что значит «дружба», и да поможет Господь тому бедняге, кто хоть на дюйм отклонился от предписанного курса.
Возможно.
— Расскажите мне о них поподробнее, — попросил он.
— Да нечего особенно и рассказывать, просто хорошие друзья. — И вдруг неожиданно спросила: — А вы кого-нибудь убивали в своей жизни?
Он с удивлением воззрился на нее.
— Почему вы спрашиваете?
— Так. Из любопытства.
Он немного помолчал, затем сказал:
— Да.
— И как вы себя чувствовали?
— Мне кажется, что это я пришел вас спрашивать.
— Да черт с ними с вопросами, — отмахнулась она. — Я уже поговорила с ними всеми и точно знаю, что вы говорили и что говорили они, так что незачем к этому снова возвращаться. Ведь вы пришли сюда, потому что они вам рассказали совершенно одно и то же, так ведь?
