Приблизившись к нему, она осторожно взяла фотографию. Он как-то странно взглянул на Элину сквозь густые ресницы. По выражению глаз она не смогла определить, что Бернард чувствовал. Понятно было лишь, что он пытался скрыть свое угнетенное состояние, словно в нем было что-то умалявшее его достоинство. Точь-в-точь так же вел себя и ее брат Нил, когда его постигло горе.
Почему, что бы ни случилось, мужчины стараются выглядеть бодро, скрывают от женщин свою слабость? Неужто они и впрямь полагают, что проявление слабости накладывает на них отпечаток безволия, от которого трудно впоследствии избавиться?
Видя ушедшего в себя Бернарда, Элина понимала только одно: мужчины боятся попросить о помощи. А она, сколько себя помнила, всегда готова была пойти навстречу тем, кто нуждается в утешении, — будь то мужчина, женщина или ребенок. Бернард не был исключением. Она придвинулась к нему еще ближе, положила его голову к себе на плечо, а другой рукой взяла его за пальцы и, прижав их к своим губам, поцеловала.
Он недовольно пошевелился. Элина почувствовала, как напряглись его руки, участилось дыхание. А затем? Затем он внезапно подхватил ее и рывком бросил на кровать. Всем весом он навалился на нее, уткнувшись лицом в ее шею и тяжело дыша. Его руки запутались в ее волосах, а ноги протиснулись между ее коленей.
От его тела исходил аромат дорогого мыла, запах чистого голубого неба и океана. Весь этот букет был сдобрен привкусом лимона. Отливающая бронзой кожа была шелковистой на ощупь. Жар его тела, как чудодейственный эликсир, заставлял сильнее биться сердце, разгоняя по жилам пульсирующую кровь. Столь неожиданное его поведение совершенно меняло ее представление о нем. Поначалу Элина стала слабо сопротивляться, но уже через мгновение они, как изнывающие от долгого воздержания любовники, уже тесно прижимались друг к другу.
Ее удивило, как уверенно его губы накрыли ее рот. Элину опалило его горячее дыхание, удивила влажность его языка, проникшего внутрь. Нечего было и думать, что произошло это случайно. Поцелуй отнюдь не выглядел целомудренным. Вовсе нет. Это была эротическая прелюдия к еще большему греху.
Холодный и высокомерный Бернард Дэниел превратился в неистового пылкого любовника. Эта метаморфоза была такой же стремительной, как в Сент-Юлиане день сменялся ночью.
Конечно, его можно было простить. Он не был самим собой, на него повлияли и сильная душевная боль, и чувство одиночества. О, было множество причин, объяснявших, почему он временно потерял контроль над собой. А что могло оправдать ее поведение? Почему она добровольно обвила его шею, словно старалась удержать его около себя, целовала его в ответ, позволила прикасаться к своему обнаженному телу, прикрытому только символическим бикини?
