Володя был уверен, что если попросит Танюшу отдаться, она не просто скажет «да», а подробно договорится, что и как они будут делать, о способах предохранения и расстегнет блузку почти так же деловито, как это сделала бы Лидия. И притом так же сияя глазами, как при ведении умных разговоров и когда они целовались в подъезде.
Тут имеет смысл уточнить, что Таня оставалась девочкой из интеллигентной семьи, очень воспитанной, образованной и умной. И, конечно, нисколько не распущенной. Это поколение такое. И эти сияющие, удивительные голубо-синие глаза!
— Спасибо, Танюшка.
Володя встал; как всегда после массажа, его немного качнуло.
— Осторожнее!
Ну конечно: если Таня для него — почти дитя, он для нее — почти старик. Что тут поделаешь!
Как всегда, девушка раскраснелась, откровенно возбудилась, пока ловко делала массаж. И уже не было проблемой налить ей сухого вина, повесить на шею шлифованный и продырявленный местным умельцем кусочек зеленого саянского нефрита.
— Ой, здорово!
Еще не поглядев в зеркало, Татьяна расцеловала Володю — даже звон пошел по всей квартире. Ей важен был не подарок… Важно было, что его привезли. Вообще что-то очень здоровое было в этом полуребенке, на двадцать лет его моложе. Володя обнял девочку за плечи, поцеловал в губы — скорее нежно, чем со страстью. Он и правда испытывал нежность от вида этих милых локонов на висках, пульсирующих жилок под кожей маленькой блондинки, светлой косы, чистой кожи, уютного запаха девушки, у которой все еще впереди. Чего больше — нежности, желания, отеческих чувств? Он сам не знал. Прикасаясь губами к губам, наблюдая, как заволакиваются глаза, Володя чувствовал себя растлителем малолетних. Но знал точно: стоит себя отпустить, позволить себе — и он переживет сильный взрыв страсти к Танюше. Что-то подсказывало Володе, что ее он мог бы любить долго и без душевной опустошенности. Неужели для счастья нужен разрыв в двадцать лет?! Патология, честное слово…
— Вас еще надо вымыть с шалфеем, я берусь вам сделать массаж по мокрой коже да хорошенько распарить…
— Давай не сейчас, давай уже осенью («Что такое осень? Это ветер» — и если она будет, эта осень).
— Вы уезжаете завтра?
— Сегодня.
Они еще говорили о чем-то, сидели то в кабинете, то на кухне. Интересно, как все-таки действует спокойный оптимизм юности на не очень молодых людей: Володе от общения с Татьяной стало легче по крайней мере наполовину. Наверное, потому, что существовало или одно, или другое: или то, что несла в себе Таня, или то, что окружало его в семье. Или в мире была эта немного наивная, добрая улыбка, сияющие голубые глаза, это уверенное желание помогать; этот моментальный ответ на поцелуй — красивый, благодарный и наивный. Или же был стервный визг Марины, ее рваные, истеричные жесты, судорожный рывок, которым она вытаскивала Сашку из квартиры, схватив за руку. Одно исключало другое.
