Четыре времени года в деревне
Из всех четырёх времен года я, как охотник, любил больше всего осень — сезон скитаний и бродяжничества. К Покрову в нашей Курской губернии сады уже насквозь пропитывались запахом спелых яблок. У шалашей сторожей, на свежей соломе они лежали грудами, румяно-крапчатые, жёлтые и матово-белые, знаменитая курская «антоновка». Садовники вязали рогожные бунты, грузили телеги.
Завтра «Спас-праздник» и яблоки впервые шли на базары.
Кучка деревенских мальчишек и девочек, босоногих, в разноцветных рубашонках, обсели, как стая воробьёв, вороха с «падалками». Кто из них принёс копейку, кто пяток яиц, кто отчаянно пищавшего цыплёнка с голой шеей. Падалки, по обычаю, поступали во владение сторожей, и потому все доходы с ребячьего аппетита шли в их карман. Тут же несколько баб выбирали для себя гнилые, уверяя, что «они хоть и прелые, а сладкие, с кваском».
С каждым днём всё больше редело в садах и рощах. Клён осыпал дорожки жёлтыми звёздами опавших листьев. Забуревал лист и на яблонях, и по густым купам ракит словно брызнуло сединой.
Сухо и ясно в воздухе. Никогда не были так красивы наши старые сады, переливаясь всеми оттенками цветов, никогда не бывали так дороги последние запоздавшие остатки замирающей на зиму природы. Лето окончательно уступило сытому румянцу осени. Красные гроздья рябины, шиповника, калины и барбариса горели ярким пламенем среди потускневшей зелени. В траве, на деревьях и на небе преобладали красноватые оттенки. Наступала настоящая «красная осень».
Улетали из садов иволги и горлицы, редко можно было заметить какую-нибудь запоздалую птицу. Было что-то прощальное и трогательное в русском осеннем пейзаже: последняя догорающая яркость красок, последняя жизнь в поле, последнее тепло. Колорит осени особенно гармонировал и мягко ласкал глаз, всё в нем принимало мягкий пастельный тон: избы, лес, трава и дали. Этот золотисто-коричневый колорит мы видим на картинах старинных мастеров. В пруду вода особенно чиста и прозрачна, как жидкий хрусталь, едва гнётся его зеркальная поверхность, на которой жёлтый лист плавает сверху, не погружаясь в этот голубой хрусталь. Облик садов, камышей и мельницы отражаются в воде словно живые.
А дали!.. Словно стали незнакомыми привычные дали родных мест. Всё в них теперь туманно-голубое, мягкое, ласкающее глаз. Видны места, которых давно не было видно за стенами зелени и густой листвой деревьев. Светло в них, широко и пусто. Курятся в дали степи лишь дымки пастухов, да по жнивьям кое-где ещё бродят стада овец. Жизнь с каждым днём всё больше уходит с полей к деревням и гумнам.
