— Не старайся доказать, какой ты замечательный любовник. Делай свое дело и катись.
— Ишь ты какая умница.
Подняв руку, чтобы ее ударить, он сдерживается и предлагает:
— Ударь меня. Валяй. Тебе ведь очень хочется. Отколоти меня как следует.
— О Господи, эта канитель на всю ночь. — Он хватает ее вялую руку, нацеливает на себя, но она сгибает пальцы и легонько шлепает его по щеке. — Бедняжка Маргарет, точно так ей приходится ублажать этого старого подонка, твоего приятеля.
— Не говори о них, — умоляет он.
— Проклятые мужчины. Непременно хотят сделать больно или чтобы больно сделали им.
— Я вовсе этого не хочу. Ни того, ни другого. Честное слово.
— Кончай эту волынку! Раздевай меня, и давай ближе к делу.
— Ну и язычок у тебя, — вздыхает он.
— Мне очень жаль, если я тебя шокирую. — В голосе ее звучит металлическая нотка.
— Нет, ничуть не шокируешь, — отвечает он и, всерьез приступив к делу, берется за подол ее платья. Глаза его теперь настолько привыкли к темноте, что ясно различают зеленый цвет ткани. Когда он тянет платье вверх, она поднимает руки, и голова ее на секунду застревает в узком вороте. Она сердито трясет головой, платье высвобождается и бесформенным теплым комком падает ему на руки. Он швыряет его на маячащий в углу стул. — Ох, до чего ж ты хороша! — восклицает он.
В серебристой комбинации она похожа на привидение. Стаскивая через голову платье, он растрепал ей прическу. Хмуро глядя на него. Рут быстро вынимает шпильки, и волосы густыми кольцами рассыпаются по плечам. В комбинациях все женщины похожи на новобрачных.
— Не столько хороша, сколько толста, — отзывается она.
— Нет, ты такая… — В мгновение ока он поднимает на руки эту огромную сахарную глыбу, обтянутую прозрачной, чуть зернистой на ощупь комбинацией, и несет к кровати.
— Ты меня поднял. Теперь у тебя ничего не получится.
Яркий свет из окна падает ей прямо на лицо, резко обводя чернотой морщины на шее.
— Опустить штору?
— Да, пожалуйста. Любоваться не на что.
Он подходит к окну посмотреть, о чем она говорит. На противоположной стороне видна только церковь — серая, мрачная, самоуверенная. За окном-розеткой все еще горит свет, и в городской ночи этот красный, лиловый и золотой кружок кажется дырой, которую пробили в реальном мире, чтоб люди увидели за ним неземное сияние. Кролика охватывает благодарность к создателям этой красоты, и он виновато опускает штору. Стремительно обернувшись, он видит, что глаза Рут следят за ним из теней; они тоже кажутся пробоинами на поверхности. На изгибе ее бедра серебрится полумесяц, и кажется, будто самое ощущение ее тяжести источает какой-то аромат.
