— Убирайся, — говорит она. В свете, падающем из коридора, ее пухлое помятое лицо кажется уродливым.
— Перестань, — говорит он. — Я же хотел тебя приласкать.
В темноте он видит, что ей страшно; он чует этот страх в изгибе ее крупного тела, как язык чует кровь в полости из-под вырванного зуба. Самый воздух как бы велит ему стоять недвижимо; его душит беспричинный смех. Ее страх и его внутренняя уверенность очень уж не вяжутся друг с другом он-то ведь знает, что не причинит ей вреда.
— Приласкать? — говорит она. — Скорее задушить.
— Я так любил тебя весь вечер, — продолжает он. — Мне надо было вытеснить эту любовь из своего организма.
— Знаю я ваши организмы. Пшик — и все.
— Со мной так не будет, — обещает он.
— Пусть лучше будет. Я хочу, чтоб ты поскорее отсюда убрался.
— Не правда.
— Вы все воображаете себя замечательными любовниками.
— А я такой и есть. Я — замечательный любовник, — уверяет он и, гонимый волной алкоголя и возбуждения, словно в забытьи подается вперед.
Она отступает, но не настолько быстро, чтобы он не успел почувствовать, что каверна ее страха затянулась. В свете, проникающем с улицы, он видит, что они в маленькой комнате, обстановку которой составляют два кресла, диван-кровать и стол. Рут идет в соседнюю комнату, чуть побольше, с двуспальной кроватью. Штора наполовину опущена, и в низких лучах света каждый бугорок на покрывале отбрасывает тень.
— Ладно, заходи, — говорит она.
— Куда ты? — отзывается он, заметив, что она взялась за ручку двери.
— Сюда.
— Ты хочешь там раздеваться?
— Да.
— Не надо. Позволь мне раздеть тебя. Ну, пожалуйста.
Он так поглощен этой мыслью, что подходит и берет ее за руку. Она уклоняется от его прикосновения.
— Я смотрю, ты привык командовать.
— Пожалуйста, прошу тебя.
— Мне нужно в сортир! — говорит она уже с нескрываемым раздражением.
— Только возвращайся одетая.
— Мне нужно там еще кое-что сделать.
— Нет, не нужно. Я знаю, о чем ты. Терпеть не могу эти штуки.
— Тебе-то что, ты и не почувствуешь.
— Ноя ведь знаю! По мне, это как искусственные почки, что ли.
Рут смеется.
— А ты привереда!. Может, сам тогда примешь меры?
— Ну нет. Это я совсем не перевариваю.
— Слушай, я не знаю, что ты хочешь получить за свои пятнадцать долларов, а только я рисковать не желаю.
— В таком случае верни мне пятнадцать долларов.
Она пытается уйти, но теперь он крепко держит ее за руку.
— Ты так командуешь, словно мы муж и жена.
Его снова обдает прозрачной волной, и он еле слышно шепчет:
