Рыжiй.
Это правду Равенiусъ говорилъ о любви. Вeрно — живешь и любишь, и вeчно ждешь — когда же? Когда придетъ? А я тебe такъ скажу: вотъ съ тeхъ поръ, какъ я стала любить, мнe совсeмъ и не страшно. Ничего мнe не страшно, даже умирать. Говорю передъ тобой какъ передъ богомъ — ты вeдь и есть мой земной богъ: еслибъ пришли сейчасъ и сказали: умри, Рыжiй, и никогда ты больше не увидишь солнца, земли, деревьевъ, ‑ я бы отвeтила: ну, что же, приходите, берите меня. Потому что такая большая моя любовь, такая…
(Припадаетъ къ плечу Графа и не можетъ больше говоритъ).
Графъ.
Вeрно, мой Рыжiй, такъ. Я и самъ такъ-то думаю. Да и раньше насъ думали такъ же: любовь и смерть. Старо и вeрно. Чeмъ дивнeе, возвышеннeе, тeмъ ближе къ тому… откуда всe мы родомъ. И чeмъ пьянeе, тeмъ печаль горше… Вотъ мы живемъ съ тобою… нeжно любимъ, и миллiоны существъ любятъ другъ друга, ‑ и навсегда, навсегда мы потонемъ. Да, смерть не страшна, но какая въ ней печаль! Подумай, черезъ двадцать, тридцать лeтъ мы умремъ, умрутъ наши друзья и Равенiусъ милый, бeдный Равенiусъ, и одинаково черезъ двадцать слeдующихъ лeтъ забудутъ наши имена «сотрутся надписи на могильныхъ плитахъ». И отъ насъ на землe не останется ничего!
Рыжiй.
Милый, а любовь наша? Развe можно ее уничтожить? Нeтъ, нeтъ, нашу любовь ничeмъ не вычеркнешь, вeчно она будетъ жива. Развe можетъ она умереть? Пусть мы умремъ, и отъ насъ ничего не останеться, а можемъ мы и родились-то только затeмъ, чтобы такъ вотъ любить, любить до изступленiя.
Графъ.
Рыжiй, Рыжiй, конечно, во что же вeрю — только въ одно, въ любовь нашу.
(Приникаютъ другъ къ другу тeснeе и такъ стоятъ въ самозабвенiи, безъ словъ. Далеко, смутно шумитъ городъ; полосы восхода розовeютъ: и до самаго неба все тихо).
Рыжiй (шопотомъ).
Слышишь? Какъ сейчасъ все молчитъ? Вотъ слушай, я… вотъ говорю тебe какъ передъ Богомъ (Рыжiй крестится, губы у ней дрожатъ). Что бы тамъ ни было… только, когда ты умрешь, если такъ выйдетъ, что ты раньше меня… я сейчасъ же… съ тобой, слышишь? Я ничего не боюсь!
Графъ.
Слышу, ребенокъ мой, вeрный мой ребенокъ. Богъ мой, мнe трудно говорить, ‑ да, да. Мы будемъ вмeстe въ ту минуту, мы не будемъ разлучаться, мы пойдемъ вмeстe… Рыжiй, мой Рыжiй, мы будемъ выше смерти…
Рыжiй.
И тамъ, куда мы попадемъ, намъ скажутъ: бeдные ребенки, они такъ другъ друга любили, что не захотeли разставаться даже передъ смертью. А если кто-нибудь вздумаетъ гнать, я скажу: гоните одного Рыжаго, дайте зато Графу моему, примите его! (Задыхается отъ слезъ).
