Он понимает, что наступил решающий момент и пора сыграть в игру «беги за мной, чтобы я тебя поймал», и улепетывает через поле.
Вместо того чтобы броситься за ним, я трачу время на поиски пистолета. Я поднимаю его и рычу с оксфордским акцентом:
— Hands up (Руки вверх)!
Но Берю не останавливается по двум одинаково серьезным причинам: во—первых, он знает, что должен испариться, во—вторых, он не понимает языка Черчилля.
Для полноты картины я не отказываюсь от удовольствия пальнуть пару раз ему вслед. Но Жиртрест уже скрылся в прибрежных камышах.
Я выражаю свою досаду и оборачиваюсь к малышке. Боже мой! Вблизи она в миллион девятьсот шестнадцать раз красивей, чем на расстоянии. Такой нежной кожи я еще не видел. Ее от природы белокурые волосы будто из чистого золота; я знаю, что это сравнение банально, но оно настолько точно, что я не могу скрыть этого от вас. Ее глаза даже не синие, а фиалковые, с золотистыми искорками. Ее рот... Нет, это не поддается описанию... Это надо видеть! Если бы вместо того, чтобы околачиваться в конторе, на заводе или в колледже, вы, банда недоразвитых, присоединились бы ко мне, вы бы поняли!
Она смугла от загара и прекрасна. Никаких изъянов: прекрасной формы грудь и руки, точеные лодыжки, упругий живот, изящный изгиб шеи и прочее...
— Этот бандит не причинил вам вреда? — беспокоится она, приняв мое молчаливое восхищение.
Я ответил на английском, но с ненавязчивым акцентом майского жука, по которому она догадывается:
— Вы француз?
Она мурлычет это по-французски. Для того чтобы мурлыкать на каком—либо языке или же кого-то на нем облаять, нужно хорошо им владеть.
Конечно, у нее тоже легкий акцент, но такой приятный, что так и хочется поискать его у нее между губ.
— Вы в полном порядке?
— Да. Даже не знаю, как вас благодарить, вы подоспели вовремя.
— Благодарите счастливый случай, — говорю я. — Подумать только, ведь я собирался ехать другой дорогой... Надо сообщить в полицию.
Она пожимает плечами.
— Этот человек наверняка сумасшедший. Вы заметили, как он одет?
— Вооруженный сумасшедший — вдвойне опасен.
— Я позвоню Мак Валенксу,
— Кто это?
— Шериф.
Тут я вспоминаю правила хорошего тона и кланяюсь.
— Меня зовут Сан-Антонио, — говорю.
Она протягивает мне руку.
— Очень приятно, Синтия Мак Херрел.
Касание наших рук длится чуть дольше положенного, ровно настолько, чтобы почувствовать разницу с банальным рукопожатием.
— Это чудовище проткнуло шины моего автомобиля, — вздыхает очаровательное дитя.
