— Мне тоже, — сказал Дорин и подал знак Шаолу. — Отведи Селену в приготовленную ей комнату. Пусть вымоется и переоденется.
Он перевел взгляд на будущую королевскую защитницу и пояснил:
— Завтра утром мы отправимся в Рафтхол. Не хотелось бы в тебе обмануться, Селена Сардотин.
Она мысленно огрызнулась. Ее сейчас занимало совсем другое: трудно ли будет превзойти, перехитрить и затем уничтожить соперников? Эти вопросы не вызывали улыбки, ведь на кону стояла свобода. Только бы победить, и тогда откроется мир давно оставленных надежд.
Селене вдруг захотелось подхватить принца и закружиться с ним в танце. Она попыталась услышать музыку, что-нибудь веселое и праздничное. Но в ушах звенела только строчка из песни, которую обычно затягивали узники соляных копей. Песня была медленная и какая-то вязкая, чем-то похожая на мед, когда его наливают из крынки: «Ты наконец увидишь дом…»
Селена не заметила, как Шаол вывел ее из тронного зала, как они шли по коридорам.
Да, завтра она уедет отсюда. В Рафтхол, куда угодно — хоть в ад, если в аду ее ждет свобода.
«В конце концов, королевским ассасином за просто так не становятся», — сказала она себе.
Когда после встречи с наследным принцем Селена наконец рухнула в постель, ей было не заснуть. Она очень, очень устала за этот день, но возбуждение и телесная боль гасили сон. Горячая вода и мыло, о чем она уже и мечтать перестала, оказались сущей пыткой. Две свирепого вида служанки не церемонились, будто им приказали отскрести Селену до самых костей. После их мочалок у нее саднили шрамы на спине, а лицо казалось и впрямь стертым до черепа. Чтобы унять боль, Селена перевернулась на бок и в который раз удивилась свободе движений. Шаол снял с нее кандалы, перед тем как отправить мыться. Она прочувствовала все: вихляние ключа в замке, размыкание железных половинок и громкий стук падающих на пол оков. Однако призрачные кандалы оставались и сейчас, только не на руках и ногах, а в воздухе. И пусть каждое движение сопровождалось болью, Селена все равно с наслаждением вертела запястьями и шевелила ступнями.
Как странно было лежать на настоящей кровати с периной и шелковыми простынями. Как странно было ощущать под головой не собственную руку, а мягкую подушку. Желудок Селены давно отвык от иной пищи, кроме водянистой овсяной каши и жесткого хлеба. Ее тело забыло, что значит быть чистым и носить одежду, а не зловонные лохмотья. То, что пару лет назад она сочла бы обыденным и недостойным внимания, теперь воспринималось как совершенно незнакомое.
