Сжалился надо мною Ашем и мысли эти оставили меня.
Но я продолжал думать о своем городе. Может ли такое быть, что город, заполненный Торой и жизнью, вдруг стирается с лица земли и все жители его, старики и дети, мужчины и женщины, погибают, город заполняет тишина – и нет в нем ни одной еврейской души?
Стоял я перед свечами и глаза мои так же блестели, но свечи были вперемешку с цветами, а глаза мои – вперемешку с шипами.
Закрываю глаза, чтобы не видеть смерть братьев моих, как их пытают и убивают.
Но была и другая причина, по которой я закрыл глаза – тогда я становлюсь как бы хозяином Мира, и вижу то, что очень хочу видеть.
Итак, став хозяином Мира, воззвал я к своему городу, чтобы он, и все его жители, и все его молитвенные дома предстали предо мной.
Я увидел каждого, приходившего на молитву – в каждом месте, где сидел и учился – он, его сыновья, зятья и внуки. Разница была лишь в том, что один молился в Старом бейт-мидраше, а другие – в остальных синагогах и бейт-мидрашах, но у каждого было там свое постоянное место.
Расставив по местам каждого посетителя Старого бейт-мидраша, пошел я по остальным домам молитвы в моем городе.
И там я сделал то же самое, и предстал перед каждым человеком и перед каждым его сыном, зятем и внуком. Не пропустил я ни одного святого места и ни одного жителя. Не силою памяти сделал, но силою синагог и бейт-мидрашей сделал, ибо они предстают перед входящими, а входящие – пред Тем, кто делает их живыми после смерти. Я был среди них, будто настало Воскрешение из мертвых.
Велик День Воскрешения из мертвых.
Испробовал я каплю того Дня, вдруг очутившись среди погибших, но живых земляков, синагог и бейт-мидрашей. И если бы не онемел, то спросил обязательно: что говорят Авраам, Ицхак, Яаков и Моше обо всем, что выпало на долю этого поколения.
Я стоял пораженный и смотрел на земляков, а они смотрели на меня и в глазах их – ни намека на удивление. Все были грустны, кроме одного старика, на устах которого играло подобие улыбки. Мне показалось, что он шептал "АРИБЭР ГИШПРИНГЭН…" – "ПЕРЕПРЫГНУЛИ через этот мир печали". Это выражение встречается в "Беседах рабби Нахмана из Браслава"[51], где рассказывается об одном Лембергском магиде, который в минуту смерти щелкнул пальцами и сказал – "ухитрился таки я перепрыгнуть через этот мир печали". И по душе были эти слова рабби Нахману.
Постепенно жители моего города стали исчезать.
Не стал я следовать за ними, ведь не способна человеческая мысль попасть туда, куда они уходили. А даже если и была бы способна, зачем мне их останавливать и сбивать с толку почем зря?
