— Иди, милёнок, ко мне!
Голос у ней шибко знакомый, да не упомнит вот, чей. И лица не разглядел, спьяну-то кинулся. Тут сухая трава зашуршала, и сознание вышибло.
Еремей, как про каменну бабу от Кольши услышал, по столу кулаком саданул:
— Не в камне тут дело!
И сам в кабак зачастил. Пелагея-то всполошилась было:
— С ума, старый, спятил — годами нажитое в сивухе топить!
Однако глядит, Еремей из кабака раз да другой трезвёхонек возвернулся, ну и поняла — своё старик на уме держит. А тот, и правда, возьмёт рюмку водки, прикинется пьяненьким, сидит в уголке. Народу к вечеру полно набивалось, сыплются в мошну хозяйскую медяки да рубли мужицкие. Поглядит Еремей, вздохнет: «Эх, мужики, сами в кухтеринску петлю лезете. В кабак-то, поди, не тянут силком!» И головой, будто пьяный, закрутит.
Так до ночи досидит и уйдет потихоньку. Старуха терпела, терпела, да напустилась:
— Что за утеха — в кухтеринском содоме на пьяных глазеть?!
Еремей только палец к губам приложил:
— Потерпи, старая, конец этому будет! Злодейку каменну дай изловить.
Пелагея и перекрестилась.
Походил Еремей в кабак ещё сколько-то, зазвал как-тo к себе мужиков да парней. И Федю Последникова. И говорит:
— В эту ночь девка каменна объявиться должна!
Каждому обсказал, как вести себя да кому где девку-то караулить, а с Федей особо, один на один, разговаривал. Перед тем как отправиться, у рябины прут срезал потолще и отдал ему. Парень-то удивился:
— Для кого прут-то? Коня, штоль, стегать?
Но старик будто отрезал:
— Час настанет, сам поймёшь, кого!
Как совсем-то стемнело, пошли мужики к кабаку. Одного на всяк случай у глыбы оставили — за дверью смотреть, другие по Еремееву знаку на пустыре затаились, а Федя прямо в кабак за Еремеем направился. Оглядел пьяных, подумал: «Правда старик намедни говаривал, сами в кухтеринску петлю суёте голову».
Старик на свое место в уголке присел, а Федя к стойке поближе. Тут Мишка водки принёс, усмехнулся:
— Что, надумал к нам заглянуть? Ну, да пей, гуляй, коли деньги есть!
Налил стопку да отошел — приказчик позвал. Федя стопарик для виду пригубил да потихоньку за голенище его опрокинул. Так раз да другой. Притворился пьяным и давай шуметь. Мишка хмыкнул:
— Ишь, разошелся!
А Федя достал денег пачку толстенную, что мужики собрали, покрутил перед Мишкиным носом да и крикнул, как Еремей подучивал:
— Эвон, какой богатый я! — Деньги спрятал обратно и говорит: — Домой собираться пора…
Мишка и заморгал глазами, уговаривает:
