Летом-то мужики коней от кобылок отдельно пасли, к ночи на озёрные луга выпускали, что сразу за кладбищем простирались. Трава там сочная!
Вот прокрался мужик к табуну, углядел Косматку — тот поодаль пасся — пополз к нему. Да Косматка почуял, всхрапывать стол: он Митяю только давался, да и то, сколь парень хлебом его не кормил, а всё ж зубами нет-нет, да ухватить попыатается. Только Булдыгин подошёл, Косматка, будто пес цепной, за плечо его ухватил. Мужик аж наземь упал. Косматка давай его копытами топтать. Ребята, что в ночном у костра сидели, услышали, испугались — как-никак, кладбище близко — и рассказку вспомнили, будто старик-мертвец в полночь из могилы встаёт, по лугам бродит…
— Видать, кого-то из нас караулит!
Утром взрослым всё рассказали: так, мол, и так, да хорошо — Косматка вовремя нас разбудил. Мы перекрестились да шибче костер разложили. Мужики затылки почесали:
— Что за страхи таки? Что за нечистая сила?!
— Кабы волк, так других лошадей всполошил.
Ну, и надумали — самим в ночное сысподтиху сходить. Игнат не знал про то, решил на другую ночь всё же Косматку добыть, хлебца с собой прихватил. Идёт по лугу, крадучись, да конёк опять запохрапывал, копытом о землю забил. Услыхали мужики, на коней, вскочили, Игната окружили:
— Вот кто коней пужал! А может, и конокрадом заделался?!
Схватили, привели в село. За конокрадство тогда не миловали, не убьют коли, так живого места не оставят, а то возьмут за руки, за ноги и на землю со всего маху посадят — стрясут нутро, всю жизнь будет маяться, а то и помрёт вскорости.
Видит Игнат, какое дело-то приключилось, он и покаялся, дескать, Косматку только к кобылкам сводить хотел, а просить да кланяться гонор-то не позволил. И при народе у Митяя прощения попросил.
А Косматка потом долго еще по тракту грузы возил, ямщиков удивлял своей тягою. Люди-то говорили — это после него в наших краях коньки-косматушки появились.
Когда зимой в Сибири снега обильные, летом травы на лугах сочные. Вот уж мужикам работушка, а ребятне радость — в сене поваляться, ягодой луговой полакомиться. Кто покрепче, литовкой начинал баловать: день, помотается, другой — глядишь, приловчится, вровень со взрослыми работает.
Василий косу да вилы в руках не первый год держит. Себе стожок намечет и ещё соседу за пятак скосит клинышек. Все матери подмога: в семье он старший, кроме него семеро.
Вскоре вместе с дедом нанялся к мужику Нефеду Дыркину. Тот хоть не богач, но кому что ни сделает — все с выгодой, где что ни возьмёт — урвать побольше старается.
