Дегенеративное искусство отвергало представление о привычных канонах, о музейных регламентах, о шаблоне, о рынке. Дегенеративное искусство отвергало вкус и мораль буржуа, старые представления о красоте — то искусство было растерянным и трагическим.
Нео-дегенеративизм — оптимистичен.
Это искусство радости.
Нео-дегенеративное искусство отвергает не мораль буржуа — но морализирование доктринера и учителя: а вот реалистическую логику буржуа оно как раз признает. В морали буржуа, как показало время, много житейской правды — ее-то новые творцы принимают, вместе с капитализмом, рынком и демократией. Пафос неприятия морали, конечно, сохранился — но теперь не принимают мораль общежития, мораль солидарности, мораль, говорящую о себе подобных. Стоит заговорить о себе подобных — появится критерий человеческого измерения. А его быть не должно. Отсутствие человеческого образа неизбежно предполагает отсутствие морали в принципе.
Нео-дегенеративизм отнюдь не сетует на реальность — он доволен обстоятельствами жизни. Ведь главная функция искусства — это борьба за свободу, а никто этого и не запрещает.
Спросите: чему они служат — ответ прозвучит пылко: Свободе!
Сегодня творцы уже знают, что героическая мораль — это ханжество, гитлеризм, сталинизм и тоталитаризм. Они не умеют рисовать портрет бабушки — причем, осознанно: начнется с малого: вот, научишься рисовать портрет бабушки, а потом и сталинистом станешь. Увязнет коготок — и всю птичку засосет пучина категориального. Этого допустить в современном мире никак нельзя.
Это без-образное, пустое, свободное сознание нео-дегенератов оказалось очень удобным для финансового капитализма — такого же, как искусство, эфемерного образования.
Время Путина (и шире: время финансового капитализма, производным от коего является и путинский эпизод) есть время нео-дегенеративного искусства. Причем, понятого широко.
Это чрезвычайно удобное для государства сочетание амбиции и амуниции: протест против власти как бы есть, но он не может быть оформлен как реальный протест — невозможно протестовать против анти-человеческого режима анти-человеческим языком. Для того чтобы противостоять анти-человеческому — надо найти человеческие слова, быть человеком, то есть иметь лицо. А лица-то и нет. Что можно противопоставить аморальности? Вероятно, мораль. Но как это противопоставление осуществить, если нет резервуара для размещения этой морали? Обычно мораль располагается в человеческом образе — поскольку религия пантеизма еще не признана государственной — но человеческий образ отсутствует. На что прикажете ссылаться в разговоре про честность?
