Второй свисток. Пристань загудела. Замелькали белые платки и кепки. В ответной речи, под несмолкаемые аплодисменты и крики „ура“, представитель крайкома партии объявляет:
— Работая здесь по-ударному, мы и вашу экспедицию причисляем к ударникам науки.
20 часов 30 минут. Продолжительный третий гудок сотряс воздух.
— Отдать швартовы!
— Есть швартовы.
Провожающие спешат по штормтрапу на берег. Неожиданно из толпы в первый ряд проталкивается рабочий в черной рубашке, с развевающимися седыми волосами; торопливо обшарив свои карманы, он широко улыбается и кидает через головы какой-то предмет. На верхнюю палубу падает маленький, в красной оправе, перочинный нож.
— От Тронина — столяра. Чем богаты, тем и рады, — пригодится.
Ледокол медленно отваливает. Спущены флаги. Боцман (старший матрос) с вахтенным занялись уборкой палубы. Обступили курильщики.
Оркестр заиграл „Буденного“…
Голов не вешать и смотреть вперед…
У нас на капитанском мостике „смотрит вперед“ лучший капитан северных морей.
— Капитану Воронину счастливого плавания, — отчеканивая каждое слово, выкрикивают студенты и рабочие.
Но капитан не оборачивается: ледокол уже в пути. За кормой ледокола гора вспененной воды.
Кинооператор, браня мешающих, вертит ручку своего аппарата.
Ледокол уже на средине реки. Начинает смеркаться. Последняя остановка в Чижовке. Шум, топот. Что случилось?
Оказалось — поймали „зайца“. Обнаружили его среди нагроможденных тюков и бочек. Ему хотелось участвовать в полярном плавании. Молодой, среднего роста, с большой головой и бегающими маленькими глазками, покрытый сплошь веснушками, втянув голову в сутулые плечи, он виновато прошел в сопровождении штурмана Ушакова к трапу, оглянулся и тоскливо сказал:
— Желаю счастливого плавания…
В 11 часов вечера прошли канал Северной Двины. Вступаем в Белое море (по створам Белой и Черной мудьюжских башен). В море зыбь. На волнах белые гребешки. Пена за кормой ледокола стала гуще и зеленей. Левый берег начал скрываться за горизонтом; оранжевый закат превратился в бледно-лиловый. Впереди, разливая неугасающий желтый свет, показался пловучий маяк. В последний раз взглянули на темные контуры хвойных лесов, на электрические отблески Архангельска.
— Прощай, земля! — звонко кричали матросы и уходили на вахту.
